Я знаю, что мне нужно продолжать про Гарета. Но почему-то вдруг внИзапно вот оно начало само себя мной писать - и всё тут!



- Было это давным-давно. На самом севере мира, среди безмятежных снегов жили наши предки - гордые покорители пространств, никому иному недоступных и неведомых. Там, среди белого безмолвия они зиждили сверкающие дворцы из сверкающего льда, не для славы, а просто ради наслаждения создавать красоту, и танцевали под музыку земли в зелёных лучах северного сияния...
читать дальшеГолос у Оккиен шелестящий, обволакивающий, слова текут неторопливо, ложась в память пушистыми снежными хлопьями. И слушать её хочется до бесконечности, даром, что большинство своих "древних легенд", сказочница выдумывает сама, причём, тут же на месте, по ходу повествования. Совсем юные Странники, те, кто помнит всего одну-две зимы, те вообще к ней прилипают, стоит Оккиен только появиться. Те, кто постарше-поопытней, конечно, держатся посуровей, всем видом своим показывают, что слушают, вроде как, в пол-уха, и иногда позволяют себе даже и ядовитенькие вопросы. Но всё равно поддаются обаянию шелестящего голоса.
К тому же, Оккиен, как это бывает у наилучших сказителей, умеет повествовать так, что слушатель сам видит всё, о чём она говорит.
- Предки наши не ведали бед и забот и не считали времени. Оно им было не нужно, ведь в нашем родном краю всегда стоит зима. Поэтому никто не скажет сейчас, сколько лет или тысячелетий продолжался у них тот блаженный век, который мы, потомки, привыкли теперь звать Первым. Но все знают, что оборвался он по вине человека. Злого, завистливого и подлого человека.
Маленькие Странники замирают, боясь даже пошевелиться, чтобы не спугнуть видение древних-предревних времён, и только самый задиристый из них, Аркин Серебряный Вихрь, отчаянно сжимает кулаки, а глаза его от ярости темнеют почти до чёрного. Как хотел бы он сейчас каким-нибудь чудом переместиться в прошлое и встретить этого человека. Чтобы, разумеется, свернуть ему шею и ни за что не пустить в бестревожный ледяной край.
- Он был доблестен этот человек. - продолжает свою повесть Оккиен. Слова переливчато текут, нанизываясь бесконечным ожерельем невесомого инея. - Доблестен, и силён. Наипервейший охотник и неутомимый разведчик новых путей для своего племени. Но беда его была в том, что других людей он презирал и ненавидел, считая их всех ниже и слабее себя, и ярясь, что они не воздают ему королевской славы.
- А разве можно ненавидеть своих? - спрашивает маленькая Мелерайнис, хрупкая и подвижная, вся какая-то звонко-текучая, напоминающая горный ручеёк, что не замерзает в самые лютые морозы. - Тех, кто с тобой от одной сути, одного льда?
- Люди, они не ото льда. - печально улыбается сказительница. - И наверно, поэтому они умеют.
- Люди вообще многое умеют, для нас противоестественное. - говорит Гелларэн, - Например, разводить огонь и радоваться ему.
Он помнит уже целые три зимы, и однажды даже выследил в лесу разведку Дозора, вследствие чего полюбил считать себя знатоком людских нравов. За этим отрядом разведчиков он крался семь дней и семь ночей, наблюдая и слушая разговоры. Потом ему надоело, и Гелларэн велел Посланникам расшугать Тёплых-в-чёрном, и не стал дожидаться, чем это закончится.
- Да, люди многое умеют, нам непостижимого. - кивает Оккиен. - Но слушайте дальше. Этот охотник однажды добрался до нашего Края Вечной Зимы. Какое-то время он просто держался поблизости от наших предков, смотрел и ждал. Но потом решился открыться.
- А он не замёрз? - побеспокоилась жалостливая Мелерайнис.
- Не замёрз. Он владел некими чарами, благодаря которым холод не страшен. Ну, так вот, человек познакомился с нашими предками, и они приняли его гостем. Но гостем он оказался очень недобрым.
- Почему?
- Потому что он увидел могущество снежного народа. Увидел Посланников,послушных малейшему колебанию воли создавшего их, увидел истинную силу ледяного волшебства, вихри и вьюги, направляемые желанием, и тварей, сотканных из холода и тьмы. И постепенно пришёл к мысли, что если ему удастся заключить со столь сильными существами военный союз, то люди преклонятся перед ним и станут чествовать, как своего великого повелителя, в обмен на сохранение своих тёплых жизней. Но предки наши не желали лишаться покоя. Они хотели танцевать, а не воевать.
- И тогда они ухлопали твоего охотника ко всем Командующим вороньим, и сделали Посланника, потому что посланники молчат и глупостей не предлагают! - бросил, проходя мимо, Скьяльдар Голос Бури. Восемь прожитых им зим успели сделать его мало податливым для обаяния древних историй, да ещё и на добрую половину выдуманных.
- Надо было! - Оккиен нахмурилась. - Так что ты, окажись ты там, пришёлся бы кстати со своим советом. Но тебя там, к сожалению, не было. Так что сам не хочешь - не слушай, а и другим не мешай!
Слегка пристыженный Скьяльдар сел в снег рядом с остальными и перебивать более не пытался.
- Никто из предков действительно не помыслил так, как сейчас помыслил Голос Бури. Существо это, непохожее ни на кого, виденного раньше, было им любопытно, и к тому же, человек был гостем, а гостя надобно внимательно слушать. И вот однажды человек рассказал им про лето. Про зелёные земли юга, где в течении смены многих лун не бывает снега, а земля покрыта мягкой зелёной травой. Про солнце, сверкающее в небесах так ярко, как никогда не умело сверкать у нас на севере. Про пёстрые цветы, рассыпанные по полям и лугам и про бабочек, что похожи на летающие цветы. Он сказал, что люди и Дети Леса спрятали лето от нас. Но если предки убьют всех людей, то мир изменится, и они сами станут как люди, и тогда лето сможет принадлежать им. Увы, большинство обитателей ледяного края загорелось великим гневом, потому что никому и никогда не нравится, если от него что-то прячут. И великое воинство последовало за подлым вождём...
- Это и были те из наших предков, которые привели Долгую Ночь, а потом сражались в Погибельной битве? - быстро сообразил догадливый Гелларен.
- Да. Это были именно они. И подлый вождь погиб там первым.
- И так ему и надо! - рявкнул Аркин.
- Всех остальных только жалко. - вздохнула Мелерайнис и пихнула в бок сидящего рядом и до сих пор молчавшего Кирьяннира. - Эй! А ты что думаешь?
Кирьяннир обернул к сестре растерянное лицо. Судя по его, лица, выражению, Мелерайнис, вдруг вздумавшая поинтересоваться его мнением, безжалостно вырвала брата из грёзы про древние-древние времена.
- Кирри!
- А? Ммм...
- Я спросила, что ты про всё это думаешь.
- А я не про это. - опустил голову Кирьяннир. - Я про лето думаю.
- Про лето?
- Да... Какое оно? Как это - когда вокруг зелёная трава? И бабочки?
- Я же говорю, - уточнила Оккиен. - бабочки, они как летающие цветы. А цветы - это... Ну, вот вы холодянку же все видели. Она - цветок.
Аркин и Скъяльдар отошли на несколько шагов от рассказчицы и затеяли тренировочный поединок. Про цветы и прочую подобную мелочь им было не особо-то интересно знать. Гелларэн, жадно любопытный ко всему на свете, остался. Ему, как раз, был не особо интересен такой поединок. В вещий лёд глядеть не надо, чтобы предсказать, что сильным и яростным, но гораздо менее опытным Аркином Голос Бури разворошит всю поляну, но поверженный Аркин всё равно останется только что не лопаться от гордости уже просто потому, что с ним согласился на равных драться взрослый Странник. Два ледяных клинка ткали в воздухе свою красивую и жестокую песнь, а Кирри спрашивал дальше.
- А когда тепло, это как именно ощущается? А зачем цветы летают? А сама ты лето видела, Оккиен?
- Я? - рассказчица сухо усмехнулась. - Как, я по-твоему, могла лето видеть? Или ты полагаешь, что я настолько древняя, что успела стать одной из тех, кто нёс Долгую Ночь?
Кирьяннир понял, что спросил глупость и смутился.
- Нет, конечно. Я просто... Просто подумал: а вдруг ты тоже видела? Ну, не может же быть так, чтобы, кроме тех никто вообще лета не видел. Или может?
Последний вопрос прозвучал совсем тихо и грустно.
Оккиен обняла Кирри за плечи, прижала к себе, ласково взъерошила вечно растрёпанные непослушные серебристые волосы.
- Увы, малыш, только так и есть. Никто из нас не может увидеть лето. Когда близится весна, мы все уходим дальше на север, и ищем укромные и уютные места, пригодные, чтобы заснуть там до следующего крепкого снега. Лето - не наше время. Если оно сильнее - оно гонит нас, исторгает из себя. А если сильнее мы, как было тогда в Долгую Ночь, лето умирает под нашими ногами.
Кирри уткнулся в грудь сказительницы. Странники не плачут, никогда, даже маленькие, не потому что так суровы и сдержанны, а просто глаза их выделяют слишком мало влаги, чтобы было, чему истечь вовне. Но безнадёжную горечь, охватившую сейчас Кирьяннира, ощутили все, кто был рядом. Даже драчуны отвлеклись от разлюбезных своих финтов и подсечек.
- Зачем тебе лето, малыш? - Скьяльдар ободряюще сжал своей мощной ладонью худенькое плечо мальчишки. - Зима гораздо лучше!
- Ну, да. - подтвердил Аркин. - Мне, например, не хочется никакого лета.
- А мне даже страшновато это представить. - Мелерайнис обняла братика с другой стороны. - Как это всё не белое, а зелёное, и - жарко? А вдруг я растаю?
Кирьяннир молчал. Просто не знал, что можно сказать.
Он и сам всё прекрасно понимал. Не дурак всё-таки, хоть и родился в начале нынешней зимы. Да, лето - враждебная сила, да, лучше, чем Оккиен, взаимоотношения с ним не опишешь. А таять - это, наверное, очень больно и страшно. (А ещё очень большая пакость по отношению ко всем, кто тебя ждёт и любит). Но почему-то, все эти правильные мысли кажутся такой ерундой по сравнению с возможностью увидеть бабочек.
И такая тоска сковывает душу. И от неё в горле что-то горькое и царапучее.