Вторая бабушка была инферналом более сложной организации - типичная представительница племени Адских Превозмогателей. Когда-то в юности, судя по старым фотоснимкам, она умела смеяться и влюбляться. На момент нашего знакомства от подобных "глупостей" у неё даже фантомных болей уже не оставлось - это была вдохновенная экстатическая жрица Домашнего Хозяйства и Внешних Приличий. Она обожала Форму и Должность. Причём, какое будет в этой форме содержание, будет ли оно там вообще и какой ценой оно там заведётся вечноправую ревнительницу благопристойности не интересовало в принципе, подобные вопросы были просто за гранью её восприятия.
Я никогда не видел, чтобы обе эти тётки брали в руки книгу, не являющуюся кулинарной, или покупали себе что-нибудь сверх жизненно-необходимого - просто на побаловаться. И дело было не в отсутствии материальных возможностей, просто для этих квазичеловечиц попросту не существовало понятий "из любопытства" или "для радости". Всему на свете должно было иметься жёсткое рациональное объяснение, причём, объяснение чисто практическое, житейское. Вот эта тряпочка нужна - пригодится протирать холодильник, а воздушные шарики зачем?.. Мы с мамой, разумеется, заныривали от них в тихое подполье, каждый - в своё собственное.
Родственников со стороны отца я не знал и до сих пор не знаю, почему-то в семье всё, что связано с темой отца было - табу. Дедушка (Что естественно) на момент моего начала сколь-нибудь осмысленного возраста, с нами не жил. (А кто бы жил, имея возможность удрать от этакого дуэта?). Мне немного стыдно за то, что деда - человека умного, доброго и обладающего живой душой я помню менее фактуально, менее отчётливо, чем двух инферниток. Это действительно странно - деда я искренне любил.
В какой-то мере дедушка заменил мне отца. Он покупал мне автомобили и паровозы, катал на велосипеде в лес и разговаривал как с маленьким и странным, но без сомнение отдельным, имеющим право на индивидуальность человеком, а не "как дома". И он не называл меня в моём присутствии "ребёнком" (На что я бесился уже года в четыре, наверное). Он был - настоящий, живой. Наверно, поэтому я и помню его - ворохом разноцветных ощущений - голос, улыбка, запах его домика в пригороде, тяжёлая рабочая рука на моём тощем плече, тёплая гордость в глазах при виде первого найденного мной гриба... Инфернитки - наоборот - не оставили в памяти ощущений. Не могу вспомнить ни цвета их глаз, ни тембра голосов, ни любимых духов, если они у них и были... Только бесконечный перечень маленьких и больших обид. Хотя, конечно, если уж говорить беспристрастно, то-есть объективно, были инфернитки по-своему неплохими людьми. Не подлыми - это точно. Надёжными. С богатым и славным жизненным опытом.
Вот только - без искры живой совсем.
Впрочем, кардан бы на них! Всё равно все умерли. Я только маму люблю, и мама у меня во всех смыслах живая...
