Нельзя показать, что ему страшно. Глупейшее чувство - страшно, потому что должно быть страшно, а не страшно. Хотя от такого "доброго" обещания, как только что сказал ему доктор у кого угодно побежал бы мороз по коже. Хоть бы скорее уж, а... Задолбало же ощущать себя героем дурацкого фильма для подростков.
- Видишь ли, Мэйрэн.... Тебе, возможно, трудно сразу принять это на веру, но у Города есть своя собственная воля...
- И при чём тут я?
- Подожди, не всё сразу. Город живёт своей собственной жизнью. Он сам творит и формирует, как бы лепит себя таким, каким хочет себя видеть. И этот его труд отражается на человеческой жизни. Ты слышал когда-нибудь что-нибудь о детях с необычными свойствами души и тела? Которых чаще всего отбирают у их матерей, и помещают в специальные, тщательно запертые больницы, где на них ставят опыты, если, конечно, кто-нибудь из нас не успевает украсть такого ребёнка раньше?
Мейрэн побледнел и уронил ложку.
- Ты говоришь - дети?
- Да, я говорю - дети. Чаще всего не младенцы, а те, кто уже может быть более-менее самостоятельным. От пяти лет и старше.
Лицо Мэйрэна стало бездвижным, закаменевшим. Неживым. Конечно, Меллькьорэ был готов к чему-то подобному. К тому, что страх и страдание человека достигнут такой отчаянной силы, что даже Ночному Железнодорожнику не удастся более "перекрывать" их с помощью айомёри синвэин. Что всё, что человек должен чувствовать на самом деле прорвётся, выплеснется вовне - истерикой, попыткой сбежать, или наоборот, ледяной безучастной неподвижностью, которая может наступить, если горькое потрясение настолько велико, что его не в силах вместить ни душа, ни разум. Но торинн предполагал, что это произойдёт чуть позже, тогда, когда он будет вынужден напрямую сказать Мэйрэну, что тот более не человек, и этого не изменишь. А не сейчас, когда он всего лишь упомянул о детях-хантаарьенн. Хотя... Белая Электричка, какой же он, Меллькьорэ, идиот! Мэйрэн же говорил о бросившей его жене и маленьком сыне. Так значит...
- Какие такие особые свойства? Говори!..
Человек начал приподниматься над столом. Взгляд его был страшен.
- Разные. Например, им могут быть не страшны поражения током. И даже приятны. Они могут утверждать, что разговаривают со стенами, с машинами... Или как-то влиять на технику, одним присутствием улучшая, или ухудшая её работу. Или...
- А видеть в темноте словно ясным днём и ревмя реветь, когда приходится покидать метро? Не хотеть спать в квартире?
- Может быть. Вот что, - голос торинна стал жёстким. Я понимаю, что тебя сейчас заинтересовал какой-то конкретный ребёнок. Скорее всего, твой сын. Опиши мне, чем именно он странен, я попробую кое-что проверить.
... Арви два года. Он не хочет покидать машину, заходится плачем. Ему явно нравится запах топлива. Да и их старенький "Виссар" с Арви на переднем сиденье ведёт себя идеально, а без Арви всячески капризничает и барахлит. Арви три года. Он не очень-то радует родителей развитием речи, впечатление складывается, что мальчику это просто не нужно - говорить. И на прогулках он может долго, очень долго просидеть неподвижно, прижав ручонки к основанию фонарного столба, или старой стене и улыбаясь чему-то своему. Детский психолог говорит: лёгкая степень аутизма, выровняется со временем. Арви четыре года. Окулист диагностирует светобоязнь, зато мальчик не знает, что такое страх темноты и никогда не спотыкается, отправляясь ночью "по-маленькому". У них угоняют видавший виды "Виссар", и узнав об этом сын не огорчается нисколько. "Мэйанхи теперь дома", с тихой радостью в голосе объявляет он...
За всё время своего неудачного запоя и последовавшего за ним мутного блуждания по городу Мэйрэн практически не думал о сыне. Больно вспоминать было, да и не о чем беспокоиться - Арви с мамой, у него всё хорошо. А о закрытых больницах он сейчас услышал впевые. Но услышав - почему-то сразу поверил...
Объяснения словами у Мэйрэна получились, конечно, никуда не годные - сбивчивые, путаные. А вот воспоминания, которые человек, сам того не зная, "показал" торинну напрямую, наоборот - ясными и чёткими. Их хватило, чтобы безошибочно точно увидеть, что у маленького Арвиена есть место в Песне Стен и Рельсов.
- Ты оказался прав. Твой сын хантаарьо, как и ты.
- Кто?
- Хантаарьо. Человек, которого позвал и принял Город. Человек, у которого есть будущее, в отличие от большинства.
Как-то щадить собеседника, предельно осторожно подбирая формулировки смысла уже не было. Мэйрэн мог бы не справиться с потрясением, будь он один. Но он был не один, и у него отсутствовало право не справиться.
- Хантаарьенн - Пятый Народ, это люди, которых Город не считает чужими. Обычные люди боятся хантаарьен и могут сотворить с ними всякие ужасные вещи. Как и с нами...
Торинн вздохнул, опустив глаза, слишком уж часто приходилось ему узнавать эти "ужасные вещи", слишком больно было об этом думать. Но сейчас об этом вспоминать не следовало, сейчас дорого было время - мгновения, секунды, нужные, чтобы не дать человеку сползти в бездну отчаянья, помочь преодолеть страх, раньше, чем страх будет осознан им в полной мере. Меллькьорэ взял себя в руки и, помогая себе айомёри синвэин, продолжил:
- Мы - дети Города, рождённые им самим принимаем людей Пятого Народа как своих сестёр и братьев. И у нас давно отработано кое-что для спасения таких детей. В твоём же случае, всё вообще будет легко, Песня Рельсов сказала мне, что мальчик дома, и о природе его особенностей ещё не догадались. Нам остаётся только поехать и забрать его.
- Забрать... куда? - Мэйрэн смотрел на собеседника потерянным взглядом.
- Пока сюда. Больше тебе всё равно ещё жить негде.
- И ты... разрешишь? - вырвалось у человека за долю мгновения до того, как он осознал, насколько глупо это звучит.
- Конечно. Давай решать, когда именно мы за ним поедем.
Мэйрэну, разумеется, хотелось прямо сейчас, но он справился с собой. За окном уютной не то кухоньки, не то столовой висела густо-синяя темнота, уличного движения было почти не слышно. Поздняя ночь, три, или четыре часа по Сиренам, наверное. Ирна и её новый мужчина, если он есть, будут просто счастливы увидеть гостей на пороге. А днём Арви останется в квартире один. Новый адрес бывшей жены и сына у Мэйрэна есть, в суде, по поводу развода огласили, ведь права навещать мальчика у отца по закону не отняли.
Значит, сейчас есть сколько-то времени на то, чтобы освоиться хоть немного, уложить в голове только что узнанное о себе "новое и интересное", спросить что-нибудь ещё. И надо ни в коем случае не поссориться с доктором, он ведь, демоны всё раздери, единственное живое существо, для которого Мэйрэн и его сын хоть что-то значат в мире, вдруг оказавшемся чужим и враждебным.
Человек (или уже не человек) по имени Мэйрэн никогда не интересовался этой темой отдельно. Но он умел сопоставлять детали, и кое-что о бесконечной тихой войне людей с мутантами волей-неволей задержалось у него в памяти, куда попадало из телевизора, сети и прессы. Он понял, что с ним случилось. С ним, и с Арви. "Мы", - сказал среброглазый доктор, - "принимаем людей Пятого Народа как своих сестёр и братьев". Глупо пытаться притвориться перед собой самим, что не понимаешь, кто такие "мы".
Отрезая себе раз и навсегда путь к этому малодушному притворству, хантаарьо всё-таки уточнил:
- Дети Города, это, как раз, та "нечисть", которой нас пытаются пугать журналы?
И, конечно, услышал в ответ ожидаемое "да".