03.12.2014 в 01:28
Пишет der Kestrel:Прекрасное...и обо мне.
URL записи01.12.2014 в 19:39
Пишет Они знают!!!:С четверга на среду и немного ностальгии:
Дерьмовый у нас квартальчик, все так говорят. Как только началось это поветрие с расселением и сносом хрущёвок, половина района словно вымерла. Расселить-то их расселили, а дальше деньги кончились – и стоят теперь эти обломки эпохи, пялятся на улицу пустыми окнами. Говорят, их вот-вот снесут, но говорят это уже не первый год, так что я уже и не жду. И знаете что? Мне лично даже нравится, что снос всё откладывают.
читать дальше
На работу я хожу специально через этот мёртвый квартал. Хожу и вспоминаю, как оно было когда-то, когда тут обитали ещё люди, текла обычная неторопливая жизнь. Вспоминаю бабушкины рассказы – а она лично руку к строительству этого советского рая приложила, ну и квартиру потом получила. Бабуля тут знала каждый угол, была настоящей хранительницей местной истории. Хотя и смеялись над ней, мол, какая такая история, паршивые пятиэтажки. Но она понимала толк в людях, в простых жизнях, обычных повседневных штуках. Знала, что ими-то жизнь и строится, а не великими подвигами какими. Я даже жалел, бывало, что мы с родителями жили в новом доме через дорогу, он казался мне каким-то ненастоящим. Слишком новым. Поэтому при первой же возможности я сбегал к бабушке и до самой темноты гулял по тесным дворикам, слушая разговоры, ругань, лай собак, бормотание телевизоров, вдыхая запахи с кухонь и украдкой заглядывая в окна первых этажей. Мне казалось, что время здесь стоит на месте и что ничто здесь никогда не меняется. Других это угнетало, но только не меня. Мне всё нравилось. Мне было спокойно и хорошо. Какой бы тяжёлый день не выдавался в школе, институте или на работе, я всегда знал, что приду сюда – и выпаду из этого безумного водоворота. Покачаюсь на знакомых скрипучих качелях, поглажу лохматую ничейную псину, которая всегда бродит по одному и тому же двору, скормлю ей кусок колбасы из раскисшего за день бутерброда, и всё снова будет хорошо. Все проблемы покажутся мелкими и несущественными, по сравнению с моим персональным кусочком вечности.
Теперь в моих любимых дворах меня ждёт только тишина. Она плотная, глухая и мрачная. Совсем не такая, какая стояла тут иногда по ночам, когда все жильцы наконец-то ложились спать. Это не умиротворённая тишина спящих домов, это мёртвая тишина, какая бывает на кладбищах. Иногда я захожу в подъезд и долго стою, вслушиваясь. Мне всё кажется, что если долго слушать, то всё вернётся. Раздадутся чьи-нибудь шаги на лестнице, залает собака, зазвонит чей-то телефон. Но нет, тщетно. Тогда я прохожусь по этажам, прижимаю ухо к дверям и снова слушаю и жду. Чуда жду, не иначе.
Но я говорил уже, я всё равно люблю это место, ничего не могу с собой поделать. Хотя теперь мне всё больше кажется, что оно будто бы пьёт из меня кровь. Что я становлюсь спокойным не потому, что мне здесь хорошо, а потому что оно меня жрёт. Но это всё глупости и мистика, а я в мистику совсем не верю.
Недавно случилась у меня радость. Но обо всём по порядку.
Когда-то в этом районе в самом центре на первом этаже одного из домов был отличный книжный магазин. Ещё до того, как всех выселили, магазин пришёл в упадок и однажды закрылся. Я по нему тосковал почти так же сильно, как по всему остальному району. Ведь сколько в своё время я унёс из этого магазина чудесных книг за бесценок! Директор там был умница, открыл отдел с букинистическими книжками. А люди не всегда умеют по настоящему ценить то, что годами тихонько стоит у них дома на полке и пыль собирает. Вот и сдают настоящие сокровища, сами о том не подозревая. Вот, к примеру, есть у меня зелёненькое такое издание сказок Андерсена. А мало кто знает, что оно – редкость. Ошибка в типографии – и зелёными стали оба тома, а не только первый, как сначала задумывалось. А кто-то взял и продал такое чудо, ну не глупость ли? Глупость, ещё какая. Вот я её и исправляю, храню своё сокровище бережно и с положенным уважением.
Но я отвлёкся. Так вот, был книжный магазин, закрылся. Директор его умер давно. Помещение несколько раз перепродавали и всё пытались там то аптеку открыть, то парикмахерскую, но ничего так и не прижилось. В результате последний владелец попал под суд, а здание арестовали за какие-то там его долги. Так оно и стояло, пустое, с запертыми дверями и заклеенными витринами. И появилось в этом старом магазине что-то зловещее, или мне так просто казалось. Но местные его тоже сторонились. И стоял бы он никому не нужный до самого сноса, если б не чудо. Вот не верю я в чудеса, а они берут и случаются. В один прекрасный день, брожу я по своим пустым дворам, гляжу – а в магазине свет горит. И витрины кто-то вымыл и в порядок привёл, книжки там расставлены, плакаты висят всякие школьные. Словно я вдруг лет на пятнадцать назад вернулся.
И конечно, я не удержался, заглянул внутрь. Впрочем, заглянул, это мягко сказано – я влетел в магазин так, словно за мной кто-то гнался, а это была моя единственная надежда выжить. Внутри всё было по-старому. Откуда-то достали старые стеллажи с аккуратными бумажными наклейками, обозначающими жанры. И книжки… Они снова были на месте. Всё было в точности так, как я помнил. Букинистический отдел только увеличился и занимал теперь целую половину магазина.
Продавец, одетый в потёртый серый пиджак, сперва стоял ко мне спиной, но когда я подошёл к прилавку поближе – обернулся и приветливо улыбнулся.
- О, вы Анатолий, я ведь прав?
Я неуверенно кивнул ему, а он в ответ расплылся в широкой довольной улыбке.
- Так про вас мне Павел Алексеевич-то много рассказывал, земля ему пухом. Говорил, вы большой умница и ценитель хороших книг. И времени.
Продавец протянул мне руку, и я ошалело пожал её.
- Евгений. Будем знакомы, Анатолий. Друг Павла Алексеевича – мой друг и желанный гость в магазине. Как вам, кстати? Хорошо, а? Всё в точности воссоздал, словно мы и не закрывались.
Он гордо обвёл помещение широким жестом. Я снова огляделся и ответил:
- Хорошо – не то слово. Я даже не ожидал, что… Ну, что всё возьмёт и вернётся.
Глупо прозвучало. По-детски как-то, но Евгений, к моему удивлению, ничего глупого в моих словах не заметил.
- Я сам не ожидал, Анатолий. Сами знаете, как сейчас трудно – кругом большие супермаркеты, кому мы такие нужны. Но я верил, что сумею и знал, что Павел Алексеевич бы меня во всём поддержал. Вот и не опускал рук. Я говорил себе, что если мы будем нужны хотя бы одному покупателю, мы будем работать. Пусть за месяц мы продадим хорошо, если десяток книг – зато в надёжные руки. А деньги – ну что деньги? Придумаем что-нибудь.
А говорили ещё, что я странный. Вот кто странный, это этот Евгений. Будто бы я не знаю, во сколько может обойтись содержание магазина вроде этого! А он был спокоен как удав.
- Мы, Анатолий, работаем для ценителей. Это, как сейчас модно говорить, наша миссия. Впрочем, что ж я всё болтаю-то! Вы походите, посмотрите книжки. В букинистическом у нас много интересного, я специально собирал и не один месяц.
Он потряс в воздухе оттопыренным указательным пальцем и снова вернулся к приклеиванию каких-то бумажек к ватману, от которого я его и отвлёк своим появлением. Решив больше не мешаться и не приставать с вопросами, суть которых всё равно сводилась бы к «но как?», я отправился к вожделенным полкам.
О, прекрасного там и правда было немало. Некоторые книги я видел впервые, даже об авторах таких не слышал. Вот, например, кто такой Сергей Юдяхин и что за книга такая «С четверга на среду»? Название странное, а ведь старая книжка, шестьдесят восьмого года издания. И тираж у неё оказался целых тысяча экземпляров. Или вот ещё, Анна Сусанина, «Пустые часы». Пятидесятый год издания, тысяча экземпляров, последних пяти страниц не хватает – кто-то из старых владельцев вырвал. Зато на форзаце дарственная надпись: «Дорогому племяннику Рафушке на память от тётки Кати в год 1943». То есть, подарили книжку за три года до того, как издали. С другой стороны, откуда я знаю, может быть, тётка Катя была немного не в себе, когда подписывала подарок для племянника, вот и ошиблась с годом. Но подобные странности встретились мне ещё в нескольких книжках – то год издания был позже, чем год, когда книжку кому-то подарили, то перевод сделан аж за сто лет до написания, то ещё что-нибудь эдакое. Разумные объяснения у меня быстро кончились, фантастических изрядно прибавилось, но легче от этого не стало.
Выбрав себе несколько книжек, в том числе те самые «Пустые часы» неизвестного мне Рафушки и «С четверга на среду», я отправился к Евгению. Тот с готовностью упаковал мои покупки в знакомую до дрожи серую бумагу, обвязал бечёвкой и на старой кассе отстучал чек. Выходило всего триста рублей. Я с подозрением посмотрел на него, но Евгений заверил меня, что всё правильно и что книжки и правда столько стоят. Расплатившись и пожелав Евгению приятного вечера, я вышел на улицу.
В ноябре темнеет быстро, так что, несмотря на шесть вечера темень вокруг была непролазная. Магазин может, и открыли, но вот новые лампы в фонари никто и не думал вкрутить. Порывы холодного сырого ветра, завывавшего в пустых переулках, гнали меня домой, к теплу, в мою скучную современную квартиру. Почти дойдя до поворота за угол, я обернулся и посмотрел на магазин.
Он был пуст. Пустой, тёмный, заброшенный, как и все последние годы. Я помотал головой, потёр глаза, но магазин так и остался пустым. Я недоверчиво посмотрел на свёрток в руках – но он всё ещё был на месте. Даже чек всё так же был подсунут под бечёвку.
Дома я ещё раз рассмотрел книжки. Странности с датами никуда не делись, но и книжки тоже остались на месте. Единственное, кроме чека и бумаги, материальное свидетельство того, что мой любимый магазин вернулся ко мне. Пусть может и ненадолго, но вернулся. А ведь я никогда не верил в мистику.
Теперь магазин занимал все мои мысли. Каждый день я ходил к нему утром, по пути на работу, и вечером, по пути домой. Но он всё так же оставался тёмным и пустым, будто бы ничего не было. Спустя месяц я отчаялся и стал даже обходить его стороной, чтоб не травить себе лишний раз душу.
Где-то я читал о параллельных реальностях и о том, что иногда у нашей реальности и этих параллельных случается что-то типа взаимопроникновения. И получается, что мы можем увидеть в загородном лесу немецкий танк с красной звездой на башне, например, или вот как я тогда, зайти в книжный магазин, которого уже нет, и купить там книги, которых, как я теперь узнал, в моём мире просто нет, и никогда не было. Оставалось только надеяться, что я смогу снова найти вход в эту реальность. А пока что магазин снился мне и дразнил тесно заставленными полками. Кто знает, сколько ещё удивительных книг я мог бы там найти… Ведь те, что я купил тогда, оказались очень интересными. Хоть и странными. События в них всегда шли как бы задом наперёд, а концовка с успехом могла быть началом. Но мне они всё равно нравились. Правда что-то мне подсказывало, что тем редким друзьям, что у меня появлялись, книжки эти давать не стоит. На всякий случай. Поэтому я прятал их за скучными многотомниками, оставшимися от родителей и никому, даже мне, не интересными.
В декабре я тяжело заболел. До самого Нового года я валялся в кровати, не в силах даже дойти до кухни и сделать себе горячего чая. Соседка приносила мне лекарства и готовила еду, но есть совсем не хотелось, каждый раз приходилось себя либо уговаривать, либо заставлять. Магазин снился мне теперь всякий раз, стоило закрыть глаза. Магазин и мой любимый район – снова живые, с горящими фонарями и снеговиками во дворах. Как-то раз мне приснился сам Евгений – он сидел за прилавком и подклеивал какую-то старую книжку. Потом поднял на меня укоризненный взгляд и спросил, что ж я так долго не появляюсь, ведь по все по мне так соскучились. И только я хотел спросить, кто эти все, как проснулся. Удивительно, но в то утро я чувствовал себя совершенно здоровым и полным сил. Было шесть утра, за окном всё ещё стояла ночь. Тридцать первое декабря, сообщил мне календарь мобильника.
Я оделся, вышел на улицу, чтобы немного прогуляться – так сильно я устал от застоявшегося, спёртого и уже какого-то липкого воздуха квартиры. И ноги сами понесли меня к книжному.
Несмотря на ранний час, из витрин лился тёплый жёлтый свет, а за одним стеклом стояла маленькая ёлочка, украшенная бумажными хлопушками и разноцветной гирляндой. Я подёргал дверь – она оказалась не заперта. Внутри меня ждал Евгений, по случаю праздника сменивший серый пиджак на белую рубашку и вязаный жилет. Он вышел из-за прилавка мне навстречу и сердечно пожал руку.
- Знаю, знаю, Анатолий, знаю о вашей болезни. Мы все тут испереживались за вас. Всё навестить хотели, но вы ведь понимаете, куда нам…
Он грустно покачал головой.
- Вы как хотите, сперва книжки посмотреть или… Или готовы получить от магазина главный подарок?
Интересно, почему он всегда говорит «мы», если он тут один, промелькнула у меня мысль, но вопрос Евгения не дал её как следует обдумать.
- Подарок? Мне?
- Вам, - утвердительно кивнул Евгений. – Вы у нас, как ни крути, самый верный клиент. Кроме вас да местных – ну кто о нас помнит? А верных клиентов надо ценить – политика компании. Миссия, я говорил.
Он подмигнул мне.
- Так что, готовы к подарку?
Я колебался. С одной стороны, сегодня праздник, а когда на праздник тебя одаривает любимый магазин, это, согласитесь, соблазнительно. С другой стороны, что-то во мне буквально вопило, чтобы я всё бросал и бежал домой, запирался там и как только праздники кончатся, шёл в церковь, к психиатру, да хоть к чёрту с рогами, только не сюда. Я бросил взгляд на витрину. Может быть, мне мерещилось после болезни, но мне показалось, что вокруг магазина стоят люди. Может пара десятков неясных тёмных силуэтов. И они ждут. Ждут моего решения. Я сглотнул и посмотрел на Евгения. Тот смотрел на меня с пониманием и даже, как мне показалось, с сочувствием.
- Толя, я могу называть вас Толей? Так вот, Толя, идите-ка сюда, я кое-что вам покажу.
Он подвёл меня к двери в служебные помещения. На двери висел большой кусок ватмана, сплошь обклеенный чёрно-белыми фотографиями. С них на меня смотрели люди, в основном взрослые, разве что трое были подростками. Все они были одеты в одежду разных времён, смотрели в камеру серьёзно и сосредоточенно. И выглядели эти фотографии как портретики на могилах, если честно. Была в них эта мрачная торжественность.
- Это, Толя, наши постоянные клиенты. Те, кто ценит время. Так же, как это умеете делать вы. Мы давно за вами наблюдаем, и у нас сердце кровью обливается, Толя, когда мы смотрим, как вы ходите печальный и потерянный по нашим дворам, заглядываете в окна. Вы ведь, бедняга, думаете, что дома расселили, и тут больше нет никого. А это не так. Все мы тут остались, Толя. Нас так просто не выселишь. Мы вернулись, даже те, кто был… далеко. И мы хотим, чтобы вы были с нами.
Фигуры за окнами подошли ближе, и теперь я мог различить лица некоторых из них. Они улыбались. Улыбались с надеждой, радостно и приветливо, как улыбаются долгожданным гостям. От их улыбок на душе становилось тепло, будто бы к бабушке приехал. И вместе с тем жутко – словно бабушка-то давно мертва, но почему-то сидит прямо перед тобой в кресле. И улыбается, да. Вроде бы ты и рад, а вроде бы и нет.
- Мы так просто вас не отпустим теперь, Толя, - прозвучал за моей спиной голос Евгения.
Я снова обернулся к нему.
- Мы ценим вещи. Мы ценим время. И мы ценим тех, кто, так же, как и мы, умеет ценить. Соглашайтесь, Толя. Соглашайтесь, так будет лучше. Вы ведь уже наш. Вы пахнете как мы. Думаете как мы. Вам не место там, откуда вы пришли. Как и нам когда-то было не место. Вы наш, Толя. Наш.
Я хотел возразить, хотел поспорить, но понял, что он прав. Что я всей душой мечтал остаться жить тут. Что я с удовольствием бы работал в этом магазине, продавая книжки тем, кто знает в них толк. Поэтому я просто кивнул.
Евгений похлопал меня по плечу и жестом фокусника достал из-под прилавка фотоаппарат.
- Ну-ка, Толя, взгляд на меня, голову чуть вправо, так, отлично. Снимаю!
Те, кто смотрел на меня с улицы, радостно завопили, хлопая ладонями по стеклу, а мне вдруг стало совсем холодно. Так холодно, как не было никогда в жизни. Но вскоре это прошло. Я вдохнул полной грудью воздух магазина, сладковато пахнущий старой бумагой и еловыми иголками, улыбнулся Евгению и вышел на улицу. Меня приветствовали, жали мне руку, хлопали по плечу. А я наконец-то не чувствовал себя одиноким.
Моя фотография потом неплохо смотрелась в центре этого странного панно на двери в служебные помещения. Каждый раз, глядя на неё, я убеждался в правильности своего решения остаться. Я был неотличим от прочих. Здесь было моё место. И я точно знаю, что пока я и мои новые соседи живём здесь, эти дома не снесут. Мы ценим вещи и время. Всем бы так ценить.
Я не скучаю по тому миру, что я покинул. Временами, когда в магазине нет срочной работы, я выхожу на улицу и жду, когда появится кто-нибудь столь же увлечённый, как я в своё время. Но никто не приходит. Все живут вперёд и счастливы. Их выбор, что поделать.
URL записиДерьмовый у нас квартальчик, все так говорят. Как только началось это поветрие с расселением и сносом хрущёвок, половина района словно вымерла. Расселить-то их расселили, а дальше деньги кончились – и стоят теперь эти обломки эпохи, пялятся на улицу пустыми окнами. Говорят, их вот-вот снесут, но говорят это уже не первый год, так что я уже и не жду. И знаете что? Мне лично даже нравится, что снос всё откладывают.
читать дальше
На работу я хожу специально через этот мёртвый квартал. Хожу и вспоминаю, как оно было когда-то, когда тут обитали ещё люди, текла обычная неторопливая жизнь. Вспоминаю бабушкины рассказы – а она лично руку к строительству этого советского рая приложила, ну и квартиру потом получила. Бабуля тут знала каждый угол, была настоящей хранительницей местной истории. Хотя и смеялись над ней, мол, какая такая история, паршивые пятиэтажки. Но она понимала толк в людях, в простых жизнях, обычных повседневных штуках. Знала, что ими-то жизнь и строится, а не великими подвигами какими. Я даже жалел, бывало, что мы с родителями жили в новом доме через дорогу, он казался мне каким-то ненастоящим. Слишком новым. Поэтому при первой же возможности я сбегал к бабушке и до самой темноты гулял по тесным дворикам, слушая разговоры, ругань, лай собак, бормотание телевизоров, вдыхая запахи с кухонь и украдкой заглядывая в окна первых этажей. Мне казалось, что время здесь стоит на месте и что ничто здесь никогда не меняется. Других это угнетало, но только не меня. Мне всё нравилось. Мне было спокойно и хорошо. Какой бы тяжёлый день не выдавался в школе, институте или на работе, я всегда знал, что приду сюда – и выпаду из этого безумного водоворота. Покачаюсь на знакомых скрипучих качелях, поглажу лохматую ничейную псину, которая всегда бродит по одному и тому же двору, скормлю ей кусок колбасы из раскисшего за день бутерброда, и всё снова будет хорошо. Все проблемы покажутся мелкими и несущественными, по сравнению с моим персональным кусочком вечности.
Теперь в моих любимых дворах меня ждёт только тишина. Она плотная, глухая и мрачная. Совсем не такая, какая стояла тут иногда по ночам, когда все жильцы наконец-то ложились спать. Это не умиротворённая тишина спящих домов, это мёртвая тишина, какая бывает на кладбищах. Иногда я захожу в подъезд и долго стою, вслушиваясь. Мне всё кажется, что если долго слушать, то всё вернётся. Раздадутся чьи-нибудь шаги на лестнице, залает собака, зазвонит чей-то телефон. Но нет, тщетно. Тогда я прохожусь по этажам, прижимаю ухо к дверям и снова слушаю и жду. Чуда жду, не иначе.
Но я говорил уже, я всё равно люблю это место, ничего не могу с собой поделать. Хотя теперь мне всё больше кажется, что оно будто бы пьёт из меня кровь. Что я становлюсь спокойным не потому, что мне здесь хорошо, а потому что оно меня жрёт. Но это всё глупости и мистика, а я в мистику совсем не верю.
Недавно случилась у меня радость. Но обо всём по порядку.
Когда-то в этом районе в самом центре на первом этаже одного из домов был отличный книжный магазин. Ещё до того, как всех выселили, магазин пришёл в упадок и однажды закрылся. Я по нему тосковал почти так же сильно, как по всему остальному району. Ведь сколько в своё время я унёс из этого магазина чудесных книг за бесценок! Директор там был умница, открыл отдел с букинистическими книжками. А люди не всегда умеют по настоящему ценить то, что годами тихонько стоит у них дома на полке и пыль собирает. Вот и сдают настоящие сокровища, сами о том не подозревая. Вот, к примеру, есть у меня зелёненькое такое издание сказок Андерсена. А мало кто знает, что оно – редкость. Ошибка в типографии – и зелёными стали оба тома, а не только первый, как сначала задумывалось. А кто-то взял и продал такое чудо, ну не глупость ли? Глупость, ещё какая. Вот я её и исправляю, храню своё сокровище бережно и с положенным уважением.
Но я отвлёкся. Так вот, был книжный магазин, закрылся. Директор его умер давно. Помещение несколько раз перепродавали и всё пытались там то аптеку открыть, то парикмахерскую, но ничего так и не прижилось. В результате последний владелец попал под суд, а здание арестовали за какие-то там его долги. Так оно и стояло, пустое, с запертыми дверями и заклеенными витринами. И появилось в этом старом магазине что-то зловещее, или мне так просто казалось. Но местные его тоже сторонились. И стоял бы он никому не нужный до самого сноса, если б не чудо. Вот не верю я в чудеса, а они берут и случаются. В один прекрасный день, брожу я по своим пустым дворам, гляжу – а в магазине свет горит. И витрины кто-то вымыл и в порядок привёл, книжки там расставлены, плакаты висят всякие школьные. Словно я вдруг лет на пятнадцать назад вернулся.
И конечно, я не удержался, заглянул внутрь. Впрочем, заглянул, это мягко сказано – я влетел в магазин так, словно за мной кто-то гнался, а это была моя единственная надежда выжить. Внутри всё было по-старому. Откуда-то достали старые стеллажи с аккуратными бумажными наклейками, обозначающими жанры. И книжки… Они снова были на месте. Всё было в точности так, как я помнил. Букинистический отдел только увеличился и занимал теперь целую половину магазина.
Продавец, одетый в потёртый серый пиджак, сперва стоял ко мне спиной, но когда я подошёл к прилавку поближе – обернулся и приветливо улыбнулся.
- О, вы Анатолий, я ведь прав?
Я неуверенно кивнул ему, а он в ответ расплылся в широкой довольной улыбке.
- Так про вас мне Павел Алексеевич-то много рассказывал, земля ему пухом. Говорил, вы большой умница и ценитель хороших книг. И времени.
Продавец протянул мне руку, и я ошалело пожал её.
- Евгений. Будем знакомы, Анатолий. Друг Павла Алексеевича – мой друг и желанный гость в магазине. Как вам, кстати? Хорошо, а? Всё в точности воссоздал, словно мы и не закрывались.
Он гордо обвёл помещение широким жестом. Я снова огляделся и ответил:
- Хорошо – не то слово. Я даже не ожидал, что… Ну, что всё возьмёт и вернётся.
Глупо прозвучало. По-детски как-то, но Евгений, к моему удивлению, ничего глупого в моих словах не заметил.
- Я сам не ожидал, Анатолий. Сами знаете, как сейчас трудно – кругом большие супермаркеты, кому мы такие нужны. Но я верил, что сумею и знал, что Павел Алексеевич бы меня во всём поддержал. Вот и не опускал рук. Я говорил себе, что если мы будем нужны хотя бы одному покупателю, мы будем работать. Пусть за месяц мы продадим хорошо, если десяток книг – зато в надёжные руки. А деньги – ну что деньги? Придумаем что-нибудь.
А говорили ещё, что я странный. Вот кто странный, это этот Евгений. Будто бы я не знаю, во сколько может обойтись содержание магазина вроде этого! А он был спокоен как удав.
- Мы, Анатолий, работаем для ценителей. Это, как сейчас модно говорить, наша миссия. Впрочем, что ж я всё болтаю-то! Вы походите, посмотрите книжки. В букинистическом у нас много интересного, я специально собирал и не один месяц.
Он потряс в воздухе оттопыренным указательным пальцем и снова вернулся к приклеиванию каких-то бумажек к ватману, от которого я его и отвлёк своим появлением. Решив больше не мешаться и не приставать с вопросами, суть которых всё равно сводилась бы к «но как?», я отправился к вожделенным полкам.
О, прекрасного там и правда было немало. Некоторые книги я видел впервые, даже об авторах таких не слышал. Вот, например, кто такой Сергей Юдяхин и что за книга такая «С четверга на среду»? Название странное, а ведь старая книжка, шестьдесят восьмого года издания. И тираж у неё оказался целых тысяча экземпляров. Или вот ещё, Анна Сусанина, «Пустые часы». Пятидесятый год издания, тысяча экземпляров, последних пяти страниц не хватает – кто-то из старых владельцев вырвал. Зато на форзаце дарственная надпись: «Дорогому племяннику Рафушке на память от тётки Кати в год 1943». То есть, подарили книжку за три года до того, как издали. С другой стороны, откуда я знаю, может быть, тётка Катя была немного не в себе, когда подписывала подарок для племянника, вот и ошиблась с годом. Но подобные странности встретились мне ещё в нескольких книжках – то год издания был позже, чем год, когда книжку кому-то подарили, то перевод сделан аж за сто лет до написания, то ещё что-нибудь эдакое. Разумные объяснения у меня быстро кончились, фантастических изрядно прибавилось, но легче от этого не стало.
Выбрав себе несколько книжек, в том числе те самые «Пустые часы» неизвестного мне Рафушки и «С четверга на среду», я отправился к Евгению. Тот с готовностью упаковал мои покупки в знакомую до дрожи серую бумагу, обвязал бечёвкой и на старой кассе отстучал чек. Выходило всего триста рублей. Я с подозрением посмотрел на него, но Евгений заверил меня, что всё правильно и что книжки и правда столько стоят. Расплатившись и пожелав Евгению приятного вечера, я вышел на улицу.
В ноябре темнеет быстро, так что, несмотря на шесть вечера темень вокруг была непролазная. Магазин может, и открыли, но вот новые лампы в фонари никто и не думал вкрутить. Порывы холодного сырого ветра, завывавшего в пустых переулках, гнали меня домой, к теплу, в мою скучную современную квартиру. Почти дойдя до поворота за угол, я обернулся и посмотрел на магазин.
Он был пуст. Пустой, тёмный, заброшенный, как и все последние годы. Я помотал головой, потёр глаза, но магазин так и остался пустым. Я недоверчиво посмотрел на свёрток в руках – но он всё ещё был на месте. Даже чек всё так же был подсунут под бечёвку.
Дома я ещё раз рассмотрел книжки. Странности с датами никуда не делись, но и книжки тоже остались на месте. Единственное, кроме чека и бумаги, материальное свидетельство того, что мой любимый магазин вернулся ко мне. Пусть может и ненадолго, но вернулся. А ведь я никогда не верил в мистику.
Теперь магазин занимал все мои мысли. Каждый день я ходил к нему утром, по пути на работу, и вечером, по пути домой. Но он всё так же оставался тёмным и пустым, будто бы ничего не было. Спустя месяц я отчаялся и стал даже обходить его стороной, чтоб не травить себе лишний раз душу.
Где-то я читал о параллельных реальностях и о том, что иногда у нашей реальности и этих параллельных случается что-то типа взаимопроникновения. И получается, что мы можем увидеть в загородном лесу немецкий танк с красной звездой на башне, например, или вот как я тогда, зайти в книжный магазин, которого уже нет, и купить там книги, которых, как я теперь узнал, в моём мире просто нет, и никогда не было. Оставалось только надеяться, что я смогу снова найти вход в эту реальность. А пока что магазин снился мне и дразнил тесно заставленными полками. Кто знает, сколько ещё удивительных книг я мог бы там найти… Ведь те, что я купил тогда, оказались очень интересными. Хоть и странными. События в них всегда шли как бы задом наперёд, а концовка с успехом могла быть началом. Но мне они всё равно нравились. Правда что-то мне подсказывало, что тем редким друзьям, что у меня появлялись, книжки эти давать не стоит. На всякий случай. Поэтому я прятал их за скучными многотомниками, оставшимися от родителей и никому, даже мне, не интересными.
В декабре я тяжело заболел. До самого Нового года я валялся в кровати, не в силах даже дойти до кухни и сделать себе горячего чая. Соседка приносила мне лекарства и готовила еду, но есть совсем не хотелось, каждый раз приходилось себя либо уговаривать, либо заставлять. Магазин снился мне теперь всякий раз, стоило закрыть глаза. Магазин и мой любимый район – снова живые, с горящими фонарями и снеговиками во дворах. Как-то раз мне приснился сам Евгений – он сидел за прилавком и подклеивал какую-то старую книжку. Потом поднял на меня укоризненный взгляд и спросил, что ж я так долго не появляюсь, ведь по все по мне так соскучились. И только я хотел спросить, кто эти все, как проснулся. Удивительно, но в то утро я чувствовал себя совершенно здоровым и полным сил. Было шесть утра, за окном всё ещё стояла ночь. Тридцать первое декабря, сообщил мне календарь мобильника.
Я оделся, вышел на улицу, чтобы немного прогуляться – так сильно я устал от застоявшегося, спёртого и уже какого-то липкого воздуха квартиры. И ноги сами понесли меня к книжному.
Несмотря на ранний час, из витрин лился тёплый жёлтый свет, а за одним стеклом стояла маленькая ёлочка, украшенная бумажными хлопушками и разноцветной гирляндой. Я подёргал дверь – она оказалась не заперта. Внутри меня ждал Евгений, по случаю праздника сменивший серый пиджак на белую рубашку и вязаный жилет. Он вышел из-за прилавка мне навстречу и сердечно пожал руку.
- Знаю, знаю, Анатолий, знаю о вашей болезни. Мы все тут испереживались за вас. Всё навестить хотели, но вы ведь понимаете, куда нам…
Он грустно покачал головой.
- Вы как хотите, сперва книжки посмотреть или… Или готовы получить от магазина главный подарок?
Интересно, почему он всегда говорит «мы», если он тут один, промелькнула у меня мысль, но вопрос Евгения не дал её как следует обдумать.
- Подарок? Мне?
- Вам, - утвердительно кивнул Евгений. – Вы у нас, как ни крути, самый верный клиент. Кроме вас да местных – ну кто о нас помнит? А верных клиентов надо ценить – политика компании. Миссия, я говорил.
Он подмигнул мне.
- Так что, готовы к подарку?
Я колебался. С одной стороны, сегодня праздник, а когда на праздник тебя одаривает любимый магазин, это, согласитесь, соблазнительно. С другой стороны, что-то во мне буквально вопило, чтобы я всё бросал и бежал домой, запирался там и как только праздники кончатся, шёл в церковь, к психиатру, да хоть к чёрту с рогами, только не сюда. Я бросил взгляд на витрину. Может быть, мне мерещилось после болезни, но мне показалось, что вокруг магазина стоят люди. Может пара десятков неясных тёмных силуэтов. И они ждут. Ждут моего решения. Я сглотнул и посмотрел на Евгения. Тот смотрел на меня с пониманием и даже, как мне показалось, с сочувствием.
- Толя, я могу называть вас Толей? Так вот, Толя, идите-ка сюда, я кое-что вам покажу.
Он подвёл меня к двери в служебные помещения. На двери висел большой кусок ватмана, сплошь обклеенный чёрно-белыми фотографиями. С них на меня смотрели люди, в основном взрослые, разве что трое были подростками. Все они были одеты в одежду разных времён, смотрели в камеру серьёзно и сосредоточенно. И выглядели эти фотографии как портретики на могилах, если честно. Была в них эта мрачная торжественность.
- Это, Толя, наши постоянные клиенты. Те, кто ценит время. Так же, как это умеете делать вы. Мы давно за вами наблюдаем, и у нас сердце кровью обливается, Толя, когда мы смотрим, как вы ходите печальный и потерянный по нашим дворам, заглядываете в окна. Вы ведь, бедняга, думаете, что дома расселили, и тут больше нет никого. А это не так. Все мы тут остались, Толя. Нас так просто не выселишь. Мы вернулись, даже те, кто был… далеко. И мы хотим, чтобы вы были с нами.
Фигуры за окнами подошли ближе, и теперь я мог различить лица некоторых из них. Они улыбались. Улыбались с надеждой, радостно и приветливо, как улыбаются долгожданным гостям. От их улыбок на душе становилось тепло, будто бы к бабушке приехал. И вместе с тем жутко – словно бабушка-то давно мертва, но почему-то сидит прямо перед тобой в кресле. И улыбается, да. Вроде бы ты и рад, а вроде бы и нет.
- Мы так просто вас не отпустим теперь, Толя, - прозвучал за моей спиной голос Евгения.
Я снова обернулся к нему.
- Мы ценим вещи. Мы ценим время. И мы ценим тех, кто, так же, как и мы, умеет ценить. Соглашайтесь, Толя. Соглашайтесь, так будет лучше. Вы ведь уже наш. Вы пахнете как мы. Думаете как мы. Вам не место там, откуда вы пришли. Как и нам когда-то было не место. Вы наш, Толя. Наш.
Я хотел возразить, хотел поспорить, но понял, что он прав. Что я всей душой мечтал остаться жить тут. Что я с удовольствием бы работал в этом магазине, продавая книжки тем, кто знает в них толк. Поэтому я просто кивнул.
Евгений похлопал меня по плечу и жестом фокусника достал из-под прилавка фотоаппарат.
- Ну-ка, Толя, взгляд на меня, голову чуть вправо, так, отлично. Снимаю!
Те, кто смотрел на меня с улицы, радостно завопили, хлопая ладонями по стеклу, а мне вдруг стало совсем холодно. Так холодно, как не было никогда в жизни. Но вскоре это прошло. Я вдохнул полной грудью воздух магазина, сладковато пахнущий старой бумагой и еловыми иголками, улыбнулся Евгению и вышел на улицу. Меня приветствовали, жали мне руку, хлопали по плечу. А я наконец-то не чувствовал себя одиноким.
Моя фотография потом неплохо смотрелась в центре этого странного панно на двери в служебные помещения. Каждый раз, глядя на неё, я убеждался в правильности своего решения остаться. Я был неотличим от прочих. Здесь было моё место. И я точно знаю, что пока я и мои новые соседи живём здесь, эти дома не снесут. Мы ценим вещи и время. Всем бы так ценить.
Я не скучаю по тому миру, что я покинул. Временами, когда в магазине нет срочной работы, я выхожу на улицу и жду, когда появится кто-нибудь столь же увлечённый, как я в своё время. Но никто не приходит. Все живут вперёд и счастливы. Их выбор, что поделать.