Как бы это назвать-то? Пока пусть будет "Ждущая", хотя это явно неудачное название.

[aheor]

Нашёл эту девочку в ленте - и пропал. В том смысле, что она теперь покоя мне не даёт. Потому что она очень арийская, в смысле, я хотел сказать: ариалльская, только вот - кто и откуда?
Сначала подумал, что это Лаир, но Лаир не такая мрачная, она - такая Алиса в стране сианаровых чудес, а эту девочку, явно, прижгло в жизни немилосердно.

В итоге решил начать писать, что пишется - а вдруг выловится само?

(Артик, увы, пропал, сожранный безжалостным хостером).

- Тари, где тебя носит, несчастье моё? Обедать пора.
Это, нарисовавшееся смутной серой тенью в дверном проёме, должно называться "мама". И её надо слушаться,Я в смысле - ей надо повиноваться, исполнять то, что она хочет, какие-то мелочи... Так надо, потому что так будет проще. Надо встать. Надо попасть собой в дверь и не попасть собой в "маму". Ох, как же сегодня трудно сосредоточиться...
По толстым кабелям под землёй течёт-течёт белая кровь Подземки, сейчас неровно, толчками. Это как партия ударных в музыке, холодноватый, пульсирующий ритм, на который нанизывается всё остальное. Неровно - это, наверно, рвануло подстанцию на Айенхари, к ночи починят, или... починят ночью... Так, этот бесполезный предмет называется "ложка", ею "едят" , то-есть берут с тарелки бесвкусные тёплые сгустки - "пищу" и помещают в рот. А потом пережёвывают. Всё это надо делать, потому что если этого не делать, "мама" начнёт "беспокоиться", и тогда придётся делать намного больше. Вокруг забегают, засуетятся начнут дёргать за руки, похлопывать по щекам, оооо, эти мерзке мягко-липковатые прикосновения - нееет, лучше уж "есть" "пищу".
Чёрный Поезд медленно, задумчиво вползает в район с востока. Импульс навстречу "Я люблю тебя, здравствуй". Короткий отзвук в ответ. Нет, Чёрный не снизойдёт до ответного приветствия, они, живущие в своём собственном отдельном мире редко проявляют себя в этом, для них, наверное, таком же размытом и лишнем, как жизнь обычных людей для неё самой. Но он позволяет себя коснуться, для Чёрного это уже много.
- Тари, как дела в школе?
В школе дела очень плохи, а скоро будет никак. Школу покинул тэнни, чувствовать это было так больно, так невыносимо больно. "Девочка" Тари Хамат тогда "заболела" - так это называется у этих, чужих, которые давно уже стали серыми силуэтами. Потому что это не из старого серо-жёлтого здания медленно и обречённо уходил тэнни, а с ним - жизнь. Это из неё самой его выдавливала медленно и неумолимо какая-та холодная яростно-чёрная сила. Тари делалак вид, что слушает что-то там о делении клеток, но слышала - смех этой силы и беззвучно кричала, кричала всем своим существом в никуда: Это не ваше, уходите, уходите!... А потом милосердное забытьё сомкнулось над ней.
Её отправили к врачу, а потом домой. Диагностировали переутомление и по настоянию доктора освободили от нескольких из предстоявших скоро экзаменов. Добрый доктор. Жаль, что он скоро умрёт. А тэнни на следующий школьный день в здании уже не было.
Но отвечать нужно было не так. Отвечать надо: Нормально, мама. Хорошо бы ещё добавить какую-нибудь подробность. Вроде: Я с Рэллой хочу подружиться, мама.
Впрочем, с Рэллой, действительно стоит подружиться. Новенькая не похожа на других - она не серый мутный силуэт и рядом с ней не так тяжело дышать. В чёрных кудряшках Рэллы спят серебряные искорки. Скоро они проснутся, и Рэлла тоже Увидит. Интересно, что именно.
"Мама" что-то говорит, говорит... Ну, почему она настолько любит трепать языком? Неужели это обязательно нужно - сыпать и сыпать трескучими фразами, бомбящими мозг, вынуждающими тратить силы на то, чтобы разобрать и вспомнить их смысл. Зачем, если эти фразы не нужны все сразу кучей, сами по себе не нужны?..
- Мама, я гулять!
Ноги - в растоптанные кроссовки, видавший виды рюкзачок на плечо, дверью хлоп и вниз, вниз, вниз по лестнице, лифт, как почти всегда, не работает, местная тэннисемейка зачем-то угоняет его на самый верх и там заклинивает.
Дверь подъезда гулко захлопывается, рождая маленькое, бессильное эхо. Тари проходит через двор (Забавно, у метрожителей есть не меньше чем полтора десятка слов для обозначения двора), забирается на свою любимую скамейку - самую дальнюю, затемнённую. Здесь можно дышать. И думать.Скамейка чуть вздрагивает под маленьким весом Тари, кусты встряхиваются, замыкая незримую глазу завесу, Тари приветствуют и пропускают, этих серых - если бы могли, не пропускали бы никогда. Но у этого маленького айто, крохотного уголка двора не хватает силёнок кого-то не пропустить, и эти серые вонзаются, врываются сюда, если им это придёт в голову. Когда Тари сама станет сильной, она поможет маленькому айто.
Тари становится сильнее день ото дня. С каждым походом туда, куда нормальных девочек ни за что не заманишь, туда, где прохожие стремятся без нужды не появляться, а если вынуждены - проскакивают как можно быстрее, потому что там "слишком уж мрачно" и "как-то не по себе". Тари любит брошенные стройки, и просто "заброшки", пыльные узкие проходы между бетонными оградами в промзонах, где гуляет мусорный ветер, пожарища, и просто места затерянные, где только ржавчина и тоска. Тари любит эти места, ей там хорошо и уютно, они шепчут о тайне, им тоже нравится Тари, и они признали её своей.
Кое-что она уже может. Однажды убила мусорного пса, и сохмойоры, всегдашние обитатели свалок её боятся. Но это - так мало! Тари мечтает о настоящей силе - той, которая есть у Хозяев, мечтает сама быть Хозяйкой. Рано или поздно она уйдёт из дома, чтобы по-настоящему найти себя. Уйдёт,а потом вернётся, чтобы защитить всё, что она любила, когда ещё не была Хозяйкой - дворики детства, набережную Мийры, заросшую старыми лохматыми деревьями, полощущими узловатые грустные в мутной воде. Она разгонит всех серых, а тех, кто не уйдёт, она уничтожит. Она отомстит за ушедшего тэнни (Он слишком долго был единственным, ради чего стоило ходить в школу), и за дурацкий супермаркет на месте бывшего трамвайного кольца, и... Она за всё отомстит.
Ради этого надо ждать. Ждать и терпеть. Запретить себе шарахаться от прикосновений "мамы" и всех, кто формально имеет право прикасаться. Держать в голове биологию и геометрию. Во всём притворяться, нет, не человеком, конечно, на это Тари давно уже не хватает, а чем-то, что эти серые типы могут считать за человека, хоть и с ужасным характером. Тех, кто выдал себя увозит большая серая машина, чей проезд по улице заставляет улицу истекать багровым криком боли и ужаса. И они уже никогда не возвращаются и ни за кого не мстят.я
Тари не такая. Она всё выдержит, она дотерпит. Тем более, что ей помогает буквально всё вокруг - улицы,стены, что-то невероятно красивое и сложное, что искрится рядом и то подсказывает забытое слово, то отводит глаза идущим навстречу по коридору гопникам. Это же самое искрящееся Тари учит. Точнее - позволяет себя постичь. Это дышит, мерцает, переливается, оплетает собой разное и разрозненное, превращая в живое и целое. Раньше, когда Тари была младше, она тоже умела его чувствовать, но хуже. Зато ярче видела и лучше слышала то, что нужно обычным людям. И не забывала слова. И различала лица. Но по мере того, как девочка взрослела обычное-каждодневное всё больше и больше ускользало от её восприятия, тонуло в размытости, вытеснялось и заменялось тем, что по-настоящему ваджно.
Тари давно поняла: это ранее незримое, постепенно впускающее её в себя - это Город, как он есть на самом деле. Город умеет жить, чувствовать, говорить мыслями и преображать сам себя. В какой-то, читанной в незапамятные времена сказочной повести был такой живой Лес. В лесу жили Эльфы, а за лесом - люди и маленький мальчик подружился с принцессой Леса... Книжка была для девочек, а значит - ерундовая, только в восемь лет и способная понравиться, но если бы Тари тогда её не читала, ей было бы сложнее понять живой Город. И гораздо сложнее притворяться.
О Городе Тари поняла уже много. Знала о Песне и о некоторых свойствах мест, и о Детях Ночи, которых ещё не видела, но хотела увидеть. Знала, что где-то есть такие же, как она - те, кому не повезло и они родились людьми, но Город исправляет эту досадную ошибку, и только у таких, исправленных людей, есть будущее, а остальные - серые силуэты, на которых до невозможности трудно сосредоточить внимание. Знала, что есть Хозяева - те, кто имеет самую сильную волю и умеет вплетать её в Песню Города, меняя так свойства мест. Хозяева разные, одни добрые, другие - злые. Появленияе кого-то из них Тари уже давно научилась чувствовать. Чёрные Поезда - тоже Хозяева, но они совсем странные...
Она, Тари, доброй Хозяйкой не будет. Ей не очень нравятся железные дороги, хотя почти все жители Настоящего Города почему-то прутся от железных дорог. А ещё... Ещё на этом свете, и даже не просто на свете, а удручающе рядом живёт компания школьных гопников, которые однажды поймали её, писклявую первоклашку, и гогоча, зажигалкой подожгли её волосы... И директриса школы, которая навестила Тари в больнице, вручив огромный пакет вкусностей и шикарную куклу. Директриса долго репетировала с Тари и мамой, что надо говорить доброй, улыбчивой и душистой тёте з полиции. Директриса приходила несколько раз и так много и старательно репетировала, что Тари чуть сама не поверила, что это она попросила у больших мальчиков зажигалку, игралась с ней и случайно подожгла себе бант. Так что в полиции выученная роль звучала безупречно. Пышные кудри у Тари с тех пор как-то не росли. Зато у ней пришёл Город. Его шёпот, его тайна, его мысль. А люди и всё с ними связанное стали выцветать и теряться в памяти.

Тари улыбнулась, поправила рюкзачок, вытянулась, словно на скамье в хоровом классе. Закрыла глаза и улыбнулась. Надо тренироваться. Сегодня она попробует выспросить у Города где они все живут. Просить рекламные щиты упасть, а спящие автомобили сняться с тормоза и заскользить вперёд она тоже научится. Чуть позже.

===================

Пожалуй, тоже в зарисовки-"Искры". Район... да Трамвай его знает, какой район. По ощущению на северо-западе где-то.
Хантаарийская тема - она бесконечная в потенциале.
Плюс-минус наинтуичил, как и чем продолжить про Лаир. Эх, бедные её соседи-нувориши, им однозначно п...ц.