22.04.2015 в 17:35
Пишет Леголас:Манвэ
Трёхстраничная зарисовка о том, как начало Квэнты Сильмариллион выглядело со стороны Манвэ.
Автор: Леголас
Фандом: Толкин Джон Р.Р. «Сильмариллион»
Пейринг: Мелькор/Манвэ; намёк на возможное Намо/Манвэ; упоминаются другие Валар и Майар
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен/Слэш
Читать на фикбуке
-----------------------
Вершина в ветрах. Небесный белесый свет ложится на кожу пыльным налетом. На фоне безголосой темноты слышно, как пульсируют звезды. Эта песня похожа на мольбу и плач, на безразличие и сострадание, на замершую вечность и живое бессмертие. Иногда он думает, что звезды сродни слезам и улыбке Ниэнны, но уколы пронзительной мудрости и взгляд свысока могли быть от Варды. Только от нее.
читать дальшеОн спускается вниз. Не сходит, просто оказывается у подножия своей собственной высоты. Иногда они все забывают, отчего когда-то взяли лица и стать у квэнди, забываются, выпуская на волю неудержимую суть. В гневе, в сильной радости. В отчаянии.
Они не должны знать боли, но каждый из них молчит. Они только смотрят друг на друга, думая коснуться, но видят в глазах то же. И прянут назад, как стебли диких трав под дыханием ветров. Никто не сможет вслух признать, что Искажение коснулось каждого. Что нанесенная Алкаром рана глубже, чем корни погибших Древ. Он часто молчит, пытаясь услышать себя, размотать свою суть на нити, как Вайрэ распускает немилое ей полотно. Он пытается понять, что в нем не так. Он поступает верно и мудро, с добротой и вниманием. Он прощает и отпускает. И все таки, что-то не так. Не хватает чего-то, как изнанки, контраста, основы. Он плоский и открытый, как белая ткань. Даже на облаках есть неровности, есть тени. Он открыт, натянут, вывернут, как изнанка ладони. И он молчит. О том, что полным его делал тот, кто предал их. Мелькор был той обратной стороной для них, благодаря которой добро проявилось и стало зримым. Они отравлены знанием контраста. Они поражены знанием боли. Предательство, гнев, отчаяние. Каждый из них ранен, как беззащитное Древо, в самую сердцевину.
Он болен, заражен. Эта рана кровит, ноет бесчисленные часы. Он почувствовал страх впервые, когда Феанор ушел. Это была темнота перед глазами, резкий удар холода в оголенную шею, пронизывающее, леденящее осознание: непоправимо. Не вылечить, не восстановить, не развернуть назад. Чужая воля извратила очертания правды, сделала ее иной, и не доказать, не показать, подарив свой взгляд. Он сидел, глядя в седеющее протуберанцами бурь небо, и по лицу его текли слезы. Он не скорбел тогда ни по Древам, ни по утерянным Камням. Он оплакивал Финвэ, оплакивал ушедший вслед за Феанором живой огонь. Вот где настоящая потеря. Вот что было истинным светом на их земле. Голос Намо раздался тогда вместо грома, длинной искрой, гулким эхом врезался в плоть земли. Не проклятие, Пророчество. Он помнит взгляд Владыки Судеб: скажи, прикажи молчать, одно твое слово. Он помнит горечь, горше любых страдающих от темной воли растений Эндорэ. Он помнит, как сильно хотелось удержать в своих руках рок, пришедший ответом на безумную клятву. Но Феанор тоже почувствовал боль. Первым, и более всех остальных. Отпустите его, пусть идет. Но мы не властны над временем. Говори, Намо. Говори, сглатывая слепой ужас - осознание, что Проклятие ложится на них самих. С каждым словом, с каждой мыслью. С невозможностью поступить иначе, не-правильно.
Он спускается вниз, к отрогам Таниквэтиль. Здесь ветра нет. Ночь горячая и темная. Завтра поднимется новое светило. Они соткали его собой, своей жертвой и любовью. Ариэн смеялась дерзко, и марево за рыжей гривой ее волос звучало в унисон с искрами в потемневшем взгляде.
- Я пойду, - говорила она, - я понесу его.
И она сидела сейчас на холме Эзеллохар, обняв колени руками. Тихая и померкнувшая, глядя на Тилиона, что вышел сразу следом за ней и дал ей немного времени проститься с привычным. Он первым поднял на небо световую сферу. "Rana", - слышали они шепот квэнди. Он согласился с названием, хотя и казалось оно отчего-то заклейменным нежной печалью.
"Anar!", - воскликнула Ариэн, поднимаясь на ноги. И это был вызов, яркое, слепящее созвучие нерушимой надежды, живительное и яростное в то же время. Скоро ее час.
Он остается незамеченным, уходит. Его взгляд скользит по водам Эльдамара. Он уходит сам за черту, которую провел когда-то. Тулкас жаждал войны. Он войны не хотел. Ни преследований, ни жестокой бойни, ни разрушений, немилосердных к плоти Арды. А больше всего терзало другое...
- Возведите горы, - говорил он, избегая смотреть в глаза остальным, - Такие, чтобы никто нельзя было ни выйти, ни войти.
- Но как же Эндорэ? Неужели ты оставишь эти земли Ему!? - вскричал в гневе Тулкас.
- Да. Оставлю.
Тогда они приняли это решение, как слово короля Арды. Но, когда опустел Круг Судеб, он почувствовал чужое присутствие. Не звенящая легкость Нэссы, не молодая смелость Оромэ, не живительная уверенность Йаванны. Гулкое отражение мыслей, осторожное касание милосердной вечности. Намо.
- Ты ведь не нас оградил от него. А его от нас.
- Да.
- Надеешься, что вернется?
Он не ответил ничего. Намо не нужно было слышать ответ, чтобы знать его.
Сейчас Тилион уже покинул небосклон. Скоро над миром воссияет пылающий диск в руках Ариэн. Это время затишья. Время до того, как свет прорвет чернильную глубину дремлющих вод. Он успеет. Рукава бьются под ветром, как крылья. Под ним волны сменяются полями, бархатной зеленью лесов, обломками горных гряд. Наконец, доносится запах пепла. Запах гари, шуршащая песня хрупких безжизненных камней. Воздушный поток обнимает тело, спускает в ладонях, сложенных лодочкой, вниз. Он тянет ноги, отпускает силы, обретая зримую форму. Позволяет колючей мертвой крошке впиваться в босые ступни. Пусть будет тихо, ни единого дуновения. Пусть никто не знает о великой слабости, о неизлечимой тяге. Он подходит к безмолвной стене Утумно. Смотрит вверх, чуть щурясь, будто не может видеть насквозь и трогать мысли. Так горько на губах, так стыдно. Но он измучен, он сдался своей тоске.
Он представляет, что сейчас из ворот ему выйдут навстречу. Выйдут хотя бы поговорить. Но не зовет никого. Он смотрит на грубые камни и вспоминает. Как говорил много и несдержанно, как кричал в тщетной попытке достучаться, добиться ответа. И видел в ответ взгляд безмятежный и снисходительный, будто понимающий, и усмешку в уголках упрямого рта. Его головы касалась, будто бы между делом, чужая рука. Не творящая, но разрушающая, она сжимала, приподнимала тяжелые пряди, и белые волосы струились, играючи, между чужих пальцев.
Он поддался еще немного, еще на одну острую грань, еще на один нетвердый шаг вперед. Позволив себе тянуться к этим воспоминаниям, как к чему-то хорошему. Никто не выйдет навстречу. Не станут с ним говорить, как с братом. Ни сейчас, ни позже. И слабеет уязвимое тело, вздрагивает, как если бы можно было перебить кости в его ногах. Толщина меньше нити отделяет от падения. Дотрагиваются до плеча пальцы, кажущиеся холодными. Все вокруг холодеет, и изо рта вырываются облачка дыхания.
- Сулимо! - окрик глубокой волной эха разносится по долине, бьет в неприступные стены, - Не думал, что ты решишься, - голос бесцветен и точен по обыкновению.
- Намо...
Владыка Душ замирает, пораженно глядя на искореженную гору перед собой. Приближается. Прижимает чужую голову, склоняет к своему плечу. Не приходилось слышать такого. И отстраненность покидает. Дернуты струны в груди.
- Пойдем домой, Манвэ. Он не выйдет. Пойдем домой.
Мелькор стоит с другой стороны ворот своей твердыни. Он слышит удаляющиеся шаги брата. И поднимает руку, разворачивая к себе раскрытую ладонь. Ему чудятся белые пряди, гладью скользящие между обожженных пальцев.
Ну и скетчик сюда же.
URL записиТрёхстраничная зарисовка о том, как начало Квэнты Сильмариллион выглядело со стороны Манвэ.
Автор: Леголас
Фандом: Толкин Джон Р.Р. «Сильмариллион»
Пейринг: Мелькор/Манвэ; намёк на возможное Намо/Манвэ; упоминаются другие Валар и Майар
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен/Слэш
Читать на фикбуке
-----------------------
Вершина в ветрах. Небесный белесый свет ложится на кожу пыльным налетом. На фоне безголосой темноты слышно, как пульсируют звезды. Эта песня похожа на мольбу и плач, на безразличие и сострадание, на замершую вечность и живое бессмертие. Иногда он думает, что звезды сродни слезам и улыбке Ниэнны, но уколы пронзительной мудрости и взгляд свысока могли быть от Варды. Только от нее.
читать дальшеОн спускается вниз. Не сходит, просто оказывается у подножия своей собственной высоты. Иногда они все забывают, отчего когда-то взяли лица и стать у квэнди, забываются, выпуская на волю неудержимую суть. В гневе, в сильной радости. В отчаянии.
Они не должны знать боли, но каждый из них молчит. Они только смотрят друг на друга, думая коснуться, но видят в глазах то же. И прянут назад, как стебли диких трав под дыханием ветров. Никто не сможет вслух признать, что Искажение коснулось каждого. Что нанесенная Алкаром рана глубже, чем корни погибших Древ. Он часто молчит, пытаясь услышать себя, размотать свою суть на нити, как Вайрэ распускает немилое ей полотно. Он пытается понять, что в нем не так. Он поступает верно и мудро, с добротой и вниманием. Он прощает и отпускает. И все таки, что-то не так. Не хватает чего-то, как изнанки, контраста, основы. Он плоский и открытый, как белая ткань. Даже на облаках есть неровности, есть тени. Он открыт, натянут, вывернут, как изнанка ладони. И он молчит. О том, что полным его делал тот, кто предал их. Мелькор был той обратной стороной для них, благодаря которой добро проявилось и стало зримым. Они отравлены знанием контраста. Они поражены знанием боли. Предательство, гнев, отчаяние. Каждый из них ранен, как беззащитное Древо, в самую сердцевину.
Он болен, заражен. Эта рана кровит, ноет бесчисленные часы. Он почувствовал страх впервые, когда Феанор ушел. Это была темнота перед глазами, резкий удар холода в оголенную шею, пронизывающее, леденящее осознание: непоправимо. Не вылечить, не восстановить, не развернуть назад. Чужая воля извратила очертания правды, сделала ее иной, и не доказать, не показать, подарив свой взгляд. Он сидел, глядя в седеющее протуберанцами бурь небо, и по лицу его текли слезы. Он не скорбел тогда ни по Древам, ни по утерянным Камням. Он оплакивал Финвэ, оплакивал ушедший вслед за Феанором живой огонь. Вот где настоящая потеря. Вот что было истинным светом на их земле. Голос Намо раздался тогда вместо грома, длинной искрой, гулким эхом врезался в плоть земли. Не проклятие, Пророчество. Он помнит взгляд Владыки Судеб: скажи, прикажи молчать, одно твое слово. Он помнит горечь, горше любых страдающих от темной воли растений Эндорэ. Он помнит, как сильно хотелось удержать в своих руках рок, пришедший ответом на безумную клятву. Но Феанор тоже почувствовал боль. Первым, и более всех остальных. Отпустите его, пусть идет. Но мы не властны над временем. Говори, Намо. Говори, сглатывая слепой ужас - осознание, что Проклятие ложится на них самих. С каждым словом, с каждой мыслью. С невозможностью поступить иначе, не-правильно.
Он спускается вниз, к отрогам Таниквэтиль. Здесь ветра нет. Ночь горячая и темная. Завтра поднимется новое светило. Они соткали его собой, своей жертвой и любовью. Ариэн смеялась дерзко, и марево за рыжей гривой ее волос звучало в унисон с искрами в потемневшем взгляде.
- Я пойду, - говорила она, - я понесу его.
И она сидела сейчас на холме Эзеллохар, обняв колени руками. Тихая и померкнувшая, глядя на Тилиона, что вышел сразу следом за ней и дал ей немного времени проститься с привычным. Он первым поднял на небо световую сферу. "Rana", - слышали они шепот квэнди. Он согласился с названием, хотя и казалось оно отчего-то заклейменным нежной печалью.
"Anar!", - воскликнула Ариэн, поднимаясь на ноги. И это был вызов, яркое, слепящее созвучие нерушимой надежды, живительное и яростное в то же время. Скоро ее час.
Он остается незамеченным, уходит. Его взгляд скользит по водам Эльдамара. Он уходит сам за черту, которую провел когда-то. Тулкас жаждал войны. Он войны не хотел. Ни преследований, ни жестокой бойни, ни разрушений, немилосердных к плоти Арды. А больше всего терзало другое...
- Возведите горы, - говорил он, избегая смотреть в глаза остальным, - Такие, чтобы никто нельзя было ни выйти, ни войти.
- Но как же Эндорэ? Неужели ты оставишь эти земли Ему!? - вскричал в гневе Тулкас.
- Да. Оставлю.
Тогда они приняли это решение, как слово короля Арды. Но, когда опустел Круг Судеб, он почувствовал чужое присутствие. Не звенящая легкость Нэссы, не молодая смелость Оромэ, не живительная уверенность Йаванны. Гулкое отражение мыслей, осторожное касание милосердной вечности. Намо.
- Ты ведь не нас оградил от него. А его от нас.
- Да.
- Надеешься, что вернется?
Он не ответил ничего. Намо не нужно было слышать ответ, чтобы знать его.
Сейчас Тилион уже покинул небосклон. Скоро над миром воссияет пылающий диск в руках Ариэн. Это время затишья. Время до того, как свет прорвет чернильную глубину дремлющих вод. Он успеет. Рукава бьются под ветром, как крылья. Под ним волны сменяются полями, бархатной зеленью лесов, обломками горных гряд. Наконец, доносится запах пепла. Запах гари, шуршащая песня хрупких безжизненных камней. Воздушный поток обнимает тело, спускает в ладонях, сложенных лодочкой, вниз. Он тянет ноги, отпускает силы, обретая зримую форму. Позволяет колючей мертвой крошке впиваться в босые ступни. Пусть будет тихо, ни единого дуновения. Пусть никто не знает о великой слабости, о неизлечимой тяге. Он подходит к безмолвной стене Утумно. Смотрит вверх, чуть щурясь, будто не может видеть насквозь и трогать мысли. Так горько на губах, так стыдно. Но он измучен, он сдался своей тоске.
Он представляет, что сейчас из ворот ему выйдут навстречу. Выйдут хотя бы поговорить. Но не зовет никого. Он смотрит на грубые камни и вспоминает. Как говорил много и несдержанно, как кричал в тщетной попытке достучаться, добиться ответа. И видел в ответ взгляд безмятежный и снисходительный, будто понимающий, и усмешку в уголках упрямого рта. Его головы касалась, будто бы между делом, чужая рука. Не творящая, но разрушающая, она сжимала, приподнимала тяжелые пряди, и белые волосы струились, играючи, между чужих пальцев.
Он поддался еще немного, еще на одну острую грань, еще на один нетвердый шаг вперед. Позволив себе тянуться к этим воспоминаниям, как к чему-то хорошему. Никто не выйдет навстречу. Не станут с ним говорить, как с братом. Ни сейчас, ни позже. И слабеет уязвимое тело, вздрагивает, как если бы можно было перебить кости в его ногах. Толщина меньше нити отделяет от падения. Дотрагиваются до плеча пальцы, кажущиеся холодными. Все вокруг холодеет, и изо рта вырываются облачка дыхания.
- Сулимо! - окрик глубокой волной эха разносится по долине, бьет в неприступные стены, - Не думал, что ты решишься, - голос бесцветен и точен по обыкновению.
- Намо...
Владыка Душ замирает, пораженно глядя на искореженную гору перед собой. Приближается. Прижимает чужую голову, склоняет к своему плечу. Не приходилось слышать такого. И отстраненность покидает. Дернуты струны в груди.
- Пойдем домой, Манвэ. Он не выйдет. Пойдем домой.
Мелькор стоит с другой стороны ворот своей твердыни. Он слышит удаляющиеся шаги брата. И поднимает руку, разворачивая к себе раскрытую ладонь. Ему чудятся белые пряди, гладью скользящие между обожженных пальцев.
Ну и скетчик сюда же.