"Бывшая"...

[aheor]

там такая штука вышла
Королева Ночи сначала была вроде призрака, но потом с годами, по мере того как Русе утрачивал человечность, у нее пошел обратный процесс, и она стала превращаться в обычную женщину, причем довольно вздорную и своенравную. То начнет требовать чтобы ей жертвы приносили, то в комнатах слишком жарко, то еще что, а потом еще и забеременела Русе было неловко в первый и в последний раз в жизни. Потому что вродь как она многому его научила, но теперь ее надо куда-то деть, потому что брачный договор с Редфортами в силе, и они недоумевают почему свадьба все откладывается...
Вобщм пришлось ему напрячь все свои дипломатические навыки, чтоб отправить уже бывшую Королеву Ночи на мельницу. Но у него получилось.
ЭТО ЖЕ РУСЕ

(с)  net-i-ne-budet

И меня понесло!

читать дальше - неканон, безобоснуйщина, убить-меня-мало. Но проясняется ещё немножечко деталей про Иных моего хэд-канона, а что ещё для Щастья надо-то...

Мрачная громада Дредфорта высилась впереди, вонзая в хмурую серо-синюю темноту зимнего неба башни. Ветер нёс тысячи знакомых запахов. Запретных запахов - дыма, жареного мяса, хлеба. Человеческих.
Вот и конец пути. Пришла. Во всех смыслах пришла. Сама, дура, виновата!
"Сама, дура, виновата!" - ровно так и сказала ей вместо прощального благословения Мьертхенн Серебристая Тень, самая близкая, вроде бы - твой лёд во мне - мой в тебе подруга всех прожитых зим. Остальные промолчали, но в молчании этом читалось то же самое. Тишина была такая, что в ней даже нечуткому уху Тёплого, окажись он случайно поблизости и от холода не подохни, был бы внятен шелест падающих редких снежинок. И она уходила, завернувшись в эту тишину, как в плащ.
Уходила - навсегда.
- Ты играла с Тёплыми долго, Гереаннис Искра во Мраке. - падали в память вечных снегов горькие слова Имельдена Созывающего Всех. - Ты делилась с ними силой. Но ты никого не привела сюда, напротив - сама взяла многое от Тёплых. Ты изменилась.
"Ты изменилась" - вторили Королю звёзды, скалы и замёрзшие реки.
- У меня нет более такой Пробуждённой. - глаза Имельдена - оттенка стыда, гнева и горечи. После её ухода он молча сойдёт с ледяного трона, чтобы никогда уже на него не вернуться. Торхеанор Смеющаяся Метель благоговейно примет тяжёлый древний венец из первозданного льда и сам станет называться Созывающим Всех. И его дети, двое Пробуждённых и один Обращённый, будут, кутаясь в снежные тени, неловко отступать с пути бывшего Короля, опозоренного Короля. Но она этого не увидит...
Русе Болтон, тихий, как шепот снега, умеющий понимать так много, не должен об этом узнать. Для него она останется прежней. Русе Болтон, что живёт и дышит, как Тёплый, а видит и мыслит, как Снежный, любит восторженно учится недоступному другим Тёплым у таинственной Принцессы Ночи, но не оценит жертву изгнанницы, униженной и наказанной. Он слишком горд для жалости, да и она тоже.
Неприметная человеческому глазу дорога через горы на западе, в обход хвалёной Стены была разведана ещё не одну сотню зим назад. Разведана и забыта напрочь, потому что решение о второй великой войне никем ещё не принято, а если так, то, к чему она? Для одиноких искателей приключений, разве что.
Вроде неё вот.
Дорогу эту, непреодолимую для всех, кроме Снежных Странников, умеющих, если надо, путешествовать на крыльях снежного вихря и им же выстилать себе торные тропы, зато не умеющих бояться хищников, что четвероногих, что двуногих, Гереаннис нашла прошлой зимой. И позволила себе отдаться во власть любопытства, забираясь каждый раз всё дальше и дальше. Она ликовала от мысли, что огромная туша Стены, пронизанная древними обжигающими чарами, оказывается, страшна только в легендах, или если подходить к ней "в лоб". А так её вполне можно... просто обойти! И пусть лопнут от злости надутые спесью вороны, забывшие о свойствах драконьего стекла! На западе через перевалы, или на востоке, если замёрзнет море. Правда, когда Гереаннис поделилась своим открытием с Имельденом и его ближайшими советниками, те объяснили ей, что в этом попросту нет смысла. Пройти-то можно, но что делать на юге, где даже зимой холод не придаёт Странникам силы? Где буквально всё предназначено для Тёплых, где сама земля отторгает детей вечных снегов, ибо древние, может быть, старше мира, чары зимы первозданной оскудели и исчерпались, а у нынешних Странников, увы, не хватит могущества пробудить их снова. "Мы - осколок древнего мира-за-Стеной, уже исчезнувшего и забытого." - говорили мудрые. "Там совсем иначе, чем здесь, там ты сама станешь чем-то, не лучше призрака из теплячьих сказок. Можешь побродить там и сама убедиться, если хочешь. Нужна особенная зима и обрушенная Стена, чтобы миры смешались снова, чтобы тамошний мёртвый лёд смог тоже наполниться синими искрами наших мыслей и чаяний и радостно подчиниться нам, как это бывает в наших нынешних владениях".
Она побродила и убедилась. А заодно нашла Русе. Тихого и странного мальчика, которому было жгуче мало обычной человеческой судьбы, пусть даже это судьба потомка легендарных Красных Королей. Мальчика, которого неистово оскорбляла сама мысль о каких-либо пределах человеческих возможностей, который всегда умел так жадно хотеть большего. Недоступного другим. Мальчика боялись до дрожи солдаты и слуги, может быть, тщательно скрывая это от себя самого, побаивался и отец. А она... Она к нему привязалась.
Сначала мальчик был совсем маленьким, и просто слушал её рассказы и песни, смотрел, восторженно замерев, сотканные ею снежные видения. Потом, подрастая начал задавать вопросы о тайнах и силе. Его было одно удовольствие обучать - такого умного и пытливого, такого неутомимого во всех занятиях, которые другого, более взрослого человека, пожалуй, до седины перепугали бы. Правда, Гереаннис немного не нравилось, что природа боли и смерти интересует Русе гораздо больше, чем её самоё. Но она списывала это на зловещие обычаи дома Болтонов, любивших, по крайней мере, в старину, щеголять в одеяниях из человеческой кожи. Да и кровь, кровь Тёплых, толчками выхлёстывающаяся из жил, отворённых жгучим поцелуем русиного отменно острого свежевального ножа, была такой восхитительно сладкой...
Кровь самого юного лорда она, конечно, тоже иногда пила. Как иначе обмениваться частицами сути? А он благодарно вбирал в себя её холод, и глаза его становились всё светлее и светлее, пока не стали прозрачными, словно лёд. Ещё немного усилий, ещё несколько тайных встреч - и они засветились бы синим звёздным огнём - неповторимые завораживающие очи истинного повелителя Севера...
И тогда они ушли бы назад вместе - Подарившая и Обращённый. И в час великого праздника Благодарения Ночи король Имельден торжественно нарёк бы нового Странника Русе Раздвигающим Пределы... Да, она так и думала. Но рано повзрослевший мальчик думал совсем иначе.
- Вот ещё диво! - насмешливо сказал он однажды. - Такая мудрая, а всерьёз полагаешь, что я отторгал с тобой суть обычного человека только для того, чтобы сделаться таким же обычным Иным? Ровно таким, каких армия у тебя и твоего отца? Нет уж, дорогая наставница, ты меня, как выяснилось, плохо знаешь. Я хочу остаться тем Русе Болтоном, который я есть сейчас. Единственным на свете. И уж тем более я не откажусь от лордства здесь, в землях, где когда-то правили Красные Короли, только ради того, чтобы вечно кружить по снегам, вздыхая о когда-то утерянной древней силе.
Он говорил это тихо-тихо. Без звенящего гнева, вообще без малейшего напряжения. Его шелестящий голос был похож на голоса Странников. Но во взгляде прозрачных глаз - человеческая милордовская гордость.
Он говорил как говорят о чём-то, не то что окончательно решённом - само собой разумеющемся. Все его решения были окончательными и только окончательными. Всегда. Он никогда не менял их, о чём бы не шла речь, и всегда добивался своего, рано или поздно, так или иначе. Не зря она однажды пошутила, что пресловутые чары Стены - это только легенда, а на самом деле её напитали не иначе как наследственным упрямством Болтонов.
После этого разговора она ушла. Потому что Принцессы Ночи не опускаются до того, чтобы уговаривать и убеждать. По-хорошему, надо было убить мальчика (Или его должно называть уже юношей, они так быстро меняются, эти Тёплые?) за нанесённое оскорбление, но Гереаннис не смогла. Слишком многое их связывало, слишком много доверия между ними было, через такое не переступишь в одночасье.
Она просто вернулась домой. Тем же путём через горы в обход Стены, уже привычно посмеявшись над вороньей гордыней. Она вернулась, как выяснилось, только для того, чтобы понять, что возвращаться, оказывается, некуда.
Зима переломилась пополам, и хотя её могущество ещё казалось неодолимым, земля уже тихонечко, робко готовилась ждать весну. Праздник, на котором Русе могли бы наречь имя, миновал, и часть Странников уже задумывалась о поиске удобных и укромных мест, где можно уснуть спокойно до зимы будущей. Сначала возвращению Гереаннис обрадовались, но радость эта была недолгой.
Игры с обменом частицами сути непредсказуемы. Сколько смог отдать ты, сколько другие смогли принять от тебя, какими свойствами и в который срок оно прорастёт в этих других, никогда нельзя знать точно. Обычно Тёплые легко и послушно принимают Обращение, если, конечно, Дарующий не первую зиму по снегам ходит. И не отказывается на половине никто, даже, если и вливают новую силу в Тёплого не сразу, а долями и постепенно. Так что имя юного лорда Болтона Отказавшегося очень долго ещё останется на слуху, но этот отказ был, пожалуй, только обидой, а не бедой.
Беда же была в том, что изменилась сама Гереаннис.
Она научилась греться, ну, или во всяком случае, переносить близость очажного тепла, но за это расплатилась значительной частью своей изначальной силы, которая, похоже, ушла ровно на то, чтобы приобрести это свойство и привыкнуть к нему. Она научилась понимать Тёплых, нет, не Тёплых - людей, но шорохи, шёпоты и вздохи ночи перестали быть внятны ей в прежней полноте и совершенстве. Она пробовала на вкус кровь наследника Красных Королей, не замечая того, что голос крови Королей Ночи стал в ней слабее. Она...
Она не была уже в полной мере Снежной Странницей. Такой, как все они. Теперешняя, она могла, может быть, даже замёрзнуть.
А значит, ей не было больше места среди всех остальных. Тех, для кого снег поёт на тысячи голосов, тех, кто в мгновение ока может возвести себе чертог из разноцветного льда и носит на плечах плащ из серебряной метели, тех, кто был её народом, её роднёй. Она - иная, не та! По злой насмешке судьбы люди, с их горячей кровью и розовой или золотистой кожей, всех Снежных Странников вообще часто зовут Иными...
И пал великий позор на короля Имельдена Утратившего.
А Гереаннис пришла назад в Дредфорт, потому что ей некуда больше оказалось идти.

На то, чтобы подняться по дредфортской стене, отведя глаза стражам, Гереаннис, однако, ещё вполне хватило. Тем более, что она и прежде проделывала это десятки, если не сотни раз, в каждом случае, когда ей взбредало в голову для чего-нибудь покинуть замок. И нынешнюю комнату лорда Русе она нашла без труда - способность чувствовать на расстоянии живых и мёртвых, своих и чужих у неё тоже ещё осталась. Бывшая Принцесса Ночи просто открыла дверь и вошла. Как много раз раньше.
Русе ей обрадовался. Уголки тонких губ чуть поползли вверх, и даже ледяные глаза потеплели.
- Я пришла, чтобы теперь жить здесь всегда. - нарочито просто сказала она молодому лорду, всем своим видом давая понять, что каких-нибудь пояснений он дождётся не раньше, чем Старков, на коленях умоляющих его принять ключи от Винтерфелла. Но умница Болтон этой простоте ни на грош не поверил. Ох, сама же ведь учила замечать невидимое другим по мельчайшим оттенкам голосов и движений, и у мальчишки получалось настолько хорошо, что глупые слуги едва не начали считать его ясновидцем...
- Что-то произошло?
- Нет, Русе. Просто я приняла решение. Я буду жить здесь. Мы будем вместе.
- Это было твоё решение, наставница? - спросил Русе, с истинно болтоновским безжалостным изяществом попадая по самому больному. (Если на свете существует талант палача, как бывает талант рисовальщика или вдохновенного музыканта, - вспомнились Гереаннис слова какого-то из здешних знаменосцев. - То у наших лордов это даже не талант, это гений!).
- Это не имеет значения! - подчёркнуто жёстко сказала она. Синие звёзды глаз полыхнули гневом. Безжалостным, жгучим, как драконье стекло, наитием она поняла: он теперь будет, наверное, презирать её. За эту беспомощную попытку вранья. За то, что она, гордая Гереаннис Искра во Мраке, умеет, оказывается, быть вынужденной подчиняться чужой воле. За то, что в нынешней жизни Русе ей нет места. Он - слишком король и слишком Болтон. Он использует, а потом выбрасывает использованное.
Если изначально Гереаннис привели сюда растерянность и безысходность, то теперь ей отчаянно, бешено, неистово захотелось остаться. Для того, чтобы заставить Русе, нет - лорда Болтона горько пожалеть об этом презрении. И для этого у неё был безотказный способ. Не зря же она столько узнавала о людях. О мужчинах.
Гереаннис была женщиной. И ещё не до конца растеряла силу и красоту истинной Снежной Странницы. Ту красоту, роковую, смертоносную, которая погубила однажды вороньего Командующего, да и его ли одного погубила? Он был просто самым знаменитым. А сколько осталось безвестных?
Она засмеялась - тем особенным колдовским смехом, от которого мужчины сходят с ума - серебристо-звонким, зовущим, шагнула к лорду Болтону, и обвив его шею руками, приникла губами к губам. Она вложила в этот поцелуй всё, что могла. Всю себя. Воспоминания о древней Ночи, такой пугающей и такой манящей, и обещание жгучей тайны, которое никогда не окажется исполненным, но устоять перед которым невозможно. Зов сверкающих просторов коренного, недоступного людям, Севера и легчайший намёк на будущую ласковую покорность. Кокетливый вызов охотнику и... своё внезапное понимание, что в этом поцелуе - отнюдь не только гнев, ложь и чары, что она, Гереаннис... любит... его...
И он, по крайней мере, сейчас, любил её в ответ. Она это чувствовала. Пронзительно и безошибочно.
А дальше... Дальше они ласкали друг друга прямо на полу, на мягких волчьих и рысьих шкурах, они сливались в одно и снова разрывались надвое, чтобы в следующий миг опять слиться, они царапались и кусались, словно звери, задыхаясь и не помня себя. И не было больше человека и Странницы, лорда Болтона и Принцессы Ночи, были только мужчина и женщина, полностью отданные друг другу, сладко потерявшиеся в колдовском мареве всепоглощающего желания.
А когда это кончилось, они так и уснули обнявшись на полу. Правда, если бы кто-нибудь случайно увидел их такими, он подумал бы, что в этих тесных объятиях больше от схватки вцепившихся друг в друга хищников, чем от бережной нежности наконец-то встретившихся после долгой разлуки влюблённых. Но дредфортские слуги были вышколены слишком хорошо для того, чтобы кто-то из них мог оказаться здесь нечаянным свидетелем. А ещё здешние слуги были молчаливы. Либо добровольно, из уважения к милорду и его тайнам, либо просто потому что без языка как-то очень неудобно эти самые тайны выдавать. Поэтому, даже если кто-то что-то слышал, через стену или в коридоре, это подслушанное так и кануло в забвение.
Дредфортские обитатели молчали и дальше, привычно делая вид, что ничего необычного в замке не происходит, а если и происходит, то это - дело вовсе не их, а всецело только милорда. Молчали, когда никому ранее неизвестная бледная леди начала расхаживать по Дредфорту, звеня связками ключей с несуетным достоинством хозяйки. Когда на её белую шею и тонкие запястья перекочевали драгоценности ныне покойной матери Русе. Когда в одной из комнат замка разобрали очаг, зато поставили посередине её самого зловещего вида грубый камень с плоским верхом. и этот верх начал буреть от чьей-то крови. А когда приехала, наконец, в замок будущего наречённого мужа юная девица Редфорт, ей тихонечко объяснили, что хоть она и законная жена и мать будущих наследников, ей ни в коем случае не следует вызывать недовольство "миледи Герианны". Новоиспечённая супруга изволила, конечно, пытаться что-то возразить, но во время первого же семейного ужина ощутила на своём колене леденящее даже сквозь тёплую шерстяную ткань прикосновение помянутой миледи, и тоже, как по волшебству, научилась молчать и играть роль хозяйки Дредфорта только в присутствии гостей.
Между тем, характер истинной леди Болтон портился день ото дня.
Во-первых, как не крути, а они с Русе оба не умели любить. Или как-то плохо умели. В их разговорах, прогулках, соитиях - во всём, что они делали вместе, было гораздо больше соперничества и поединка, чем каких-либо чувств, более достойных называться супружескими. Да и не смогла бы бывшая Принцесса Ночи удовольствоваться простым тихим домашним счастьем, о котором мечтают человеческие женщины. Равно как и Русе ни ради какой на свете женщины не смог и не захотел бы ни на крошечную искорку пожертвовать своей ледяной гордостью потомка зловещих Красных Королей. Внешне всё выглядело пристойно, но только внешне. Никакой близости между мужем и женой не существовало даже в спальне, где неиссякающее вожделение по-прежнему властно бросало их в объятия друг друга.
Были - ядовитая горечь невысказанных упрёков, вызов, противостояние умов и воль и саднящее сожаление о безвозвратно минувшем времени самого начала зимы, когда "Миледи Герианна" была ещё не в меру любопытной Странницей, а Русе - не по годам серьёзным мальчишкой, охочим до страшноватых тайн и старинных легенд. Тогда близость была. Неподдельно искренняя и безмятежная.
Во-вторых, Герианнис продолжала неумолимо терять свою прежнюю природу. Мучительно медленно, по капельке. И каждая такая утраченная капелька, конечно же, приводила её в неистовство. Нет ничего на свете, да и, наверное, даже в пресловутом Седьмом пекле андалов, более мучительного, чем вот так вот, медленно и неотвратимо терять себя по частице. Из людей это лучше всех знают угасающие старики и бедолаги, постепенно доедаемые неизлечимой хворью. Из Снежных Странников - Иных, или Белых Ходоков, как говорили здесь, эту пытку изведала только она одна, бывшая Принцесса Ночи. И от осознания этой своей единственности, Герианнис страдала ещё больше.
Её нынешняя плоть стала гораздо более тяжёлой и неуклюжей, чем привычно Странникам-Ходокам с их немыслимым для людей изяществом. Её постоянно терзал голод. Она шарахалась от своего отражения в зеркале, ведь кожа её с каждым днём всё больше наливалась человеческой краской, из волос давно уже исчезли мерцающие звёздочки инея, нежные черты расплылись и обрюзгли, а немыслимые глаза потускнели до мерзкого оттенка грязного вешнего снега, набрякшего водой. Герианнис плохо видела в темноте, разучилась придавать формы льду, а во дворе проваливалась в сугробы.
Как же она ненавидела сейчас и себя самое, и людей. Вообще всех людей. Потеющих, воняющих, задыхающихся и не умеющих скользить над землёй на крыльях послушной метели! Ненависть требовала выхода и ненависть его находила, выплёскиваясь на всех и вся.
Это "миледи Герианна" придумала охотиться с подаренной ей Русе сворой борзых на окрестных крестьянских девок. Бешеный бег коня и азарт погони хотя бы немного и ненадолго утолял её грызущую тоску по навеки утраченной безмятежной свободе. Но вернувшись с охоты, бывшая Принцесса Ночи снова ощущала всю полноту своей ущербности, и с удвоенной силой принималась изводить слуг и служанок. Зима подходила к концу. Законная леди Болтон не рисковала лишний раз высунуть нос из своей спальни. Русе, помнящий о своём долге лорда и хотевший наследников, делил внимание между нею и Герианной, преисполняясь всё более непреодолимого отвращения и к слезным жалобам одной и к безумным требованиям второй. Среди солдат, не смотря на всю дисциплину и страх перед гневом милорда, ползали жуткие слухи, что хозяин-де без закона и обряда женат не то на чёрной ведьме, не то вообще на нечеловеческом существе, и это не доведёт до добра Дредфорт.
Когда с сосулек начали звонко шлёпаться хрустальные капли, Герианна ослабела совсем. Она была уверена, что не доживёт до следующей зимы и не могла больше ездить на охоту. Она начинала сходить с ума...
А потом настал этот день. Издевательски солнечный, уже по-настоящему весенний.
Герианна сидела на балконе, по шею в снегу, нарочно для того нанесённого туда слугами. Это было последнее, что у неё осталось - способность никогда не мёрзнуть.
Лорд Русе подошёл к ней и замер, опираясь на балконную дверь.
- Я кое-что понял, дорогая. - в обычной своей бесцветной манере сказал он. - А именно, я понял, что ты окончательно утратила свою природу Иных. Увы, вместе с остатками моего расположения.
Герианна медленно обернулась.
- Вовсе нет, Русе. - прошелестела она. - Это просто весна приближается. Весна близко, вот и всё.
Она ещё пыталась сохранять последние крохи гордости. Но лорда Болтона эти жалкие попытки не обманули.
- Весна близко, да. А за весной придёт лето. А так как ты уже являешься человеком и вряд ли впадёшь в спячку, то продолжишь безо всякого проку переводить моих подданных.
- Русе...
- Никаких "Русе"! Я уже всё устроил. Ты поедешь на некую мельницу. Куда ты подеваешь своего тамошнего якобы мужа - твоё дело. Можешь оставить на кровь, можешь выгнать, можешь убить. Но - так, чтобы невозможно было ничего доказать, надеюсь, это ты ещё сумеешь. Я буду иногда навещать тебя и давать денег. Может быть - привозить каких-нибудь преступников, если, конечно, ты будешь вести себя тихо и благонравно, так, чтобы заслужить подарок. Ты меня поняла?
Герианна поняла. Просто не нашла слов от возмущения. Русе кивнул каким-то своим мыслям и ушёл, не сказав больше ничего.
Оставшись одна и немного поразмыслив, Гереаннис, впрочем, передумала эти самые слова, искать. Пытаться остаться и сделать что-нибудь тут, в Дредфорте, бесполезно и глупо. Она и так сумеет заставить Русе пожалеть о сказанном. Она уедет на мельницу. Вместе с младенцем, которого чувствует во чреве.
Нет, она не будет растить сына в ненависти к отцу, надеясь, что он отомстит за поруганную гордость матери, когда достаточно повзрослеет для мести. Это слишком просто. Не по-Болтоновски просто.
Она вырастит сына так, чтобы он сам стал местью.
Проклятием Дредфорта.