Мендиллопродолжение, а как же!

[aheor]

Доктор Торне бесстрастным подчёркнуто механическим тоном начал излагать свои мысли. По поводу Мелхаара, с которым придётся сотрудничать, потому что никто в Последнем Дозоре до сих пор так и не придумал, как его убить. По поводу самого Командующего, каковой, на его, аллисеровский взгляд, должен отойти от всякой ерунды, вроде расследований и политических дрязг, и всецело сосредоточиться на доработке Системы. По поводу Мейса Орвелла, назначенного, теперь уже совсем не предположительно, на заклание самопровозглашённому Королю Ночи, ведь только у Мейса Орвелла есть хоть какие-то шансы узурпатора уговорить. И ещё о многом прочем. Всё, о чём доктор Торне говорил, было Командующему уже более чем хорошо известно, и он позволил мыслям унести себя далеко от насущных вопросов и маленького полутёмного зала.
Когда-то давным-давно Тринадцатый Командующий Ночного Дозора начал войну, потому что полюбил Иную. Эта Иная, во всяком случае, как можно было понять из легенд, сумела наделить своего горячего во всех смыслах поклонника каким-то из способностей ледяного народа. В других преданиях, между прочим, говорилось, что некоторые женщины Одичалых приводили Иных себе на ложе, и рожали вполне жизнеспособных полу-Ходоков. А полусумасшедший нелюдим Крастер оставлявший в лесу своих новорождённых сыновей, чтобы их там ни в каком не в переносном, а в самом что ни есть буквальном смысле Иные забрали, вообще был лицом не легендарным, а вполне однозначно историческим. И эти младенцы выживали!
Скандальный Командующий Джон Сноу, ныне герой популярного сериала и сладких грёз половины вестеросских мальчишек в возрасте от семи до семидесяти, как гласит одна из популярных версий, в конце жизни тоже стал Ходоком. Версия эта, конечно, заслуживает весьма мало доверия, и на самом деле Белый Волк, скорее всего, тихо скончался в Винтерфелле, дожив до почтенных седин и сопливых правнуков, но всё-таки... Даже самые идиотские версии ведь не на совсем пустом месте возникают... А то, что Трёхглазый Ворон Бринден Риверс прославился тем, что прожил в странном симбиозе с чардревом срок, непосильный ни для какого другого человеческого долгожителя - это, опять таки, не миф, а могущий быть проверенным факт...
Когда Мендилл Сервин был ещё маленьким, тёплым и никому не страшным, его любимым чтением были прекрасные и зловещие старинные северные предания. Он глотал такие книги запоем, сидя на обжигающе-холодном подоконнике своей мрачной спальни в древнем, как сама история, замке Сервинов, а потом засыпал, не выпуская потрёпанного томика из рук. Ему снились сны, в которых он сам был вороном или чардревом. Или - Тринадцатым Командующим, на чьих губах стыл первый поцелуй Королевы Ночи. Или - Ходоком, несущим куда-то сквозь лес последнего младенца Крастера. Наст не проламывался под его лёгкими шагами, и столь же легко и бесшумно следовала за ним свита заледенелых мёртвых, послушная каждому жесту его бледной руки. Иногда почему-то приходил в мендилловы сны и Джон Сноу. Пытался убить его, сдавленно рыча что-то, вроде "За Дозор!". После снов с Джоном Сноу будущий Командующий просыпался полубольным...
Наяву Мендилл пытался втайне от всех опробовать вычитанное в книгах на практике.
Он ловил дворовых кошек и собак, а иногда - силками - воробьёв, и пытался управлять их телами. Увы, все опыты до одного ясно показывали, что колдуна-варга из младшего наследника Сервинов не получится. Кошки царапались, собаки кусались, воробьи выдирались из рук, больно клюясь и улетали, теряя пёстрые пёрышки.
Сердце-древо в замковой богороще к потугам Мендилла было не снисходительнее кошек и воробьёв. Божественных откровений не посылало, вещих зелёных снов не дарило, а багровые глаза вырезанного на коре лика, казалось, смотрели на глупого мальчишку с неизменным неодобрением. В конце концов, подрастающий Мендилл постепенно оставил свои глупые попытки стать магом. Отнёс сборники мифов на чердак, приналёг на школьные уроки и пообещал матери, что исполнит её мечту и выучится на детского врача. Обрадованная леди Сервин накупила сыну целую библиотеку строго научных трудов об устройстве и работе органов человеческого тела.
Эти труды увлекли взрослеющего Мендилла по-настоящему. Едва ли не горячее, чем до них - старинные северные предания о пророках и древовидцах. И стал бы младший лорд Сервин и в самом деле детским врачом, прожив в итоге до тошноты спокойную, ничем не замутнённую простенькую человеческую жизнь, если бы однажды, будучи старшеклассником, не выиграл на каком-то школьном конкурсе экскурсию в Чёрный Замок Ночного Дозора.
Древнее братство переживало тогда едва ли не самые паскудные в своей истории времена. В мире царила эпоха пара и тока. Заря научного прогресса, торжества человеческого разума, покоряющего и укрощающего могущество Природы всходила над Вестеросом. Во все концы земли разбегались серебряные змеи железнодорожных рельсов, и в окнах древних замков загорался тёплый жёлтый свет электрических огней. За Стеной же последние Одичалые тихонечко умирали в диких лесных углах, или, если умирать не желали, выходили навстречу научным экспедициям, привыкали к паровозам и аэропланам, получали паспорта и тянулись в города на заработки. А дети их учились в школах мудрости Семи Королевств на Общем языке. Мейстеры называли это мудрёным словом "ассимиляция". Иных же, наряду с великанами и Детьми Леса, считали тогда вымершими давным-давно.
А это значило, что Ночной Дозор больше не нужен. Он обречён кануть в прошлое и остаться там - достоянием писателей и читателей исторических романов. И так уже все труды некогда могучего северного ордена свелись ныне к обслуживанию и сопровождению приезжающих с юга исследователей и охране строительства железной дороги. Стоя на древней Стене и выслушивая всё это от седого, как лунь, однорукого разведчика, Мендилл Сервин плакал, и жгучие слёзы замерзали у него на щеках.
Мендилл Сервин плакал о смерти легенды. О том, что пройдёт ещё совсем немного времени, и лесозаготовки Старков в союзе с "Северной Железнодорожной Компанией" Амберов и прочими "Топливными Концессиями Кархолда" сделают то, что восемь с лишним тысяч лет не удавалось ни диким Королям-за-Стеной, ни даже Белым Ходокам. И - о себе самом, потому что едва ступив на заснеженный двор чёрного Замка, Мендилл ощутил, что именно здесь он почему-то и есть дома. В гораздо большей степени дома, чем даже в своей привычной комнате в замке Сервинов.
Здесь самый воздух казался ему особенным, и стены, помнящие Джона Сноу приглашали себя погладить, и было наплевать, заметят ли это языкастые товарищи по экскурсии. Запах времени, шёпот времени, дыхание времени, всех этих слежавшихся холодных веков, всех судеб, что запомнили грубые тёмные камни, всех песен и грёз, разведок и битв, смеха и ужаса - всё это буквально обрушилось на Мендилла, казалось, готовое с ним заговорить, обещающее научить его своему языку. И совсем не казались уже ни глупыми, ни смешными наивные детские мечты о могуществе варга, и кружилась голова от близости тайны, и впервые в жизни не просто привычными, с молоком матери впитанными, затёртыми словами стало для него древнее "Север помнит". Потому что здесь Север - помнил. И был готов поделиться памятью. С ним - Мендиллом Сервином.
Через несколько месяцев он надел чёрное. Университет заканчивал заочно, тем более, что для братьев Дозора там предусматривались довольно весомые льготы при поступлении, а Чёрный Замок, остро нуждающийся в медиках, проплатил обучение за казённый счёт. На побывку домой, в замок Сервин, хоть ему и предлагали, не по годам серьёзный и молчаливый, даже хмурый "лордёныш" не ездил, предпочитая вместо этого посещать места, овеянные древними поверьями. Бродил там в одиночку, или с проводником-Одичалым, что-то фотографировал, вёл какие-то записи.
А потом пришла зима.


И последние в мире Белые Ходоки, которых Сервин с компанией умудрились на опыты пустить. Как - аффтор ещё сам не врубился, но как-то ведь умудрились.