1. Внутри меня что-то умирает.

ВнИзапно "Блич".

читать дальше
Внутри меня что-то умирает. Медленно, по маленькому кусочку, неумолимо. По крошечной частичке-искорке отрывается от памяти, улетает с шёпотным, неживым здешним ветром, ложится ещё одной острогравнной песчинкой на серебряные холмы. Половинка улыбки. Обломок названия знакомой улицы. Лицо надменной старшеклассницы, в которую воображал себя влюблённым в тринадцать лет.
Я боюсь задумываться: что исчезнет завтра. Может, я навсегда потеряю значение слова "тринадцать", а может - забуду, кто такие "старшеклассницы". Нет, в том, чтобы помнить об этом здесь в таком месте, конечно же, нет никакого смысла, но мне всё равно хочется это помнить. Потому что "помнить" здесь значит - "не исчезать". Да, я боюсь думать об этом, но больше в этой пустыне думать практически не о чём, а разучиться думать вообще я боюсь ещё больше. Я видел тех, которые перестали этого бояться. Видел, во что они превращаются. Нет уж, этого я не хочу!
Льёт с равнодушного чёрного неба холодный свет невозмутимая луна, да шелестит-шепчет ветер, перебирающий песчинки. Только ветер - других звуков здесь нет. Я бреду по песку - такому бесскверно белому, такому нежному. Бреду всё равно куда и в никуда, здесь не имеют значения направления. Я привык к постоянногму сосущему чувству, похожему одновременно на отчаянье, голод и боль... нет - вру! Привыкнуть к этому невозможно. Можно только смириться с тем, что оно теперь есть, что оно гонит тебя вперёд и вперёд по серебристым холмам, сложенным из чужих воспоминаний. Я давно уже утратил всякое сходство с человеком - у меня рога, когтистые лапы и дыра в груди. Сколько-то витков этой мутной бесконечности назад, мне было больно и страшно в это превращаться. Я помню, как я кричал... Сейчас уже не страшно, и не больно, и не... У живых людей должно быть много-много всяких чувств и слов для этакого вот превращения, только все они уже исчезли, вымылись из моей памяти. Потерялись, оставив вместо себя ещё сколько-то голода и боли. Оно всегда так бывает - любая кроха памяти, потерянная в белом песке превращается в ещё одну частичку голода-боли, хотя голода-боли и так уже слишком много. А когда я растеряю всё, что было мной - моей памятью, моей личностью, я весь превращусь в голод.
И тогда мне станет всё равно. Но пока - нет.
Нет. То-есть - да. То-есть, мне не всё равно. Я не желаю терять себя. Не желаю умереть весь.
Как звали мою жену? Уже не помню. Помню только, что это ради неё я медлил уходить из разноцветного, тёплого мира людей. Я хотел быть рядом с ней. Видеть её. Наблюдать, как она совершает простые каждодневные действия - выводит по утрам машину из гаража, рулит на работу... Я убежал от этих... как их там - шинигами? Да, я убежал. Потому что хотел видеть и помнить. А теперь - усмешка судьбы - я понимакю, что обречён ничего не помнить и почти ничего не видеть, кроме этогй луны, этих холмов и этих драк - коротких и жестоких схваток, в которых победитель впивает в себя остатки сути проигравшего. Пока что мне везёт. Я уже многих поглотил, я сильный.
Сильным ты будешь или слабым здесь зависит от того, насколько страстно ты хочешь жить. А я очень хочу. Я, наверное, больше всех остальных здесь хочу жить, я умею этого хотеть с неистовой силой! Если я ещё это правильно помню, то, будучи живым, я не умел так одержимо жаждать жить. я этому научился здесь. И если "жить" здесь значит - жрать таких же, как я, я буду жрать! Правда, я уже не умею понимать, для чего это нужно - выжить. Да и незачем мне это понимание, я просто знаю, что хочу жить, хочу больше, чем они - остальные. А когда поглощаешь очередного из этих невезучих остальных, хоть ненадолго отпускает голод, и прожитых мгновений - будущих песчинок у меня становится больше. И что с того, что это чужие мгновения? Ну, чужие, ну, и что? Это даже интересно, вот! Я уже знаю, как быть женщиной, американцем, одиноким желчным стариком, умершим от рака... Я сожрал их воспоминания, я сделал их своими, у меня стало больше всего того, чем можно откупиться от хищного песка, а будет ещё больше! Вот только жаль, что мысли путаются, своё перемешивается с чужим, и трудно, о, как невыразимо трудно отделить своё от не-своего... Мне это не нравится!
Всё-таки, как звали мою жену? Кажется, Хикару... Или Хикару - это, как раз моё имя? Почему-то вопрос о том, как звали... нет - не "звали", а "зовут", я ведь жив, я ещё есть, меня самого не кажется мне настолько важным, как её имя.
Её имя... Да, я боюсь потерять его. Особенно, после того, как потерял из памяти её лицо и голос. Да, это очень, очень-очень важно - вспомнить её имя, вспомнить хоть что-то о ней! Это почему-то тоже означает "жить", как "охотиться" и "питаться". Напрягаю всю волю, сосредотачиваюсь, роюсь в памяти... Почему пусто? Почему мне представляется гибкое ящеричье тело, маска на морде, дыра в тонком чешуйчатом животе? Я же помню, что было как-то не так, это должно быть по-другому! Должно! Быть!! По-другому!!!
Задираю костяную морду к чёрному небу и вою. Оплакиваю потерянное её имя. Я не боюсь обнаружить себя, я же сильный, мне можно. От воя легчает, немного разжимается что-то морозное и когтистое внутри, и я продолжаю свой путь к вершине длинного белого холма. Не то, чтобы мне была принципиальна эта вершина, или она отличалась чем-то от других точно таких же, просто здесь всегда всё равно куда идти. Так что я поднимаюсь, а потом спускаюсь...
Гибкое ящеричье тело, дыра в аккуратном животе, живот светлее спины - в мире белых холмов и чёрных теней такой окрас отлично маскирует, да к тому же, она, похоже, прекрасно умеет прятать рейацу. Откуда-то я знаю, что это именно "она", ни в коем случае не "он". И в жалкую долю мгновения, которую мы летим навстречу друг другу, распластавшись в прыжке, изготовившись атаковать, я вдруг нахожу такое нужное имя - Сэйко. Да, её зовут Сэйко, я победил пустыню, я вспомнил! Когти полосуют плоть, клыки ощериваются в попытке добраться до горла. И я знаю, что я сейчас сильнее, что это она будет во мне, а не я в ней. Я нашёл имя, я победил пустыню. Песок серебристыми облачками разлетается из-под напряжённых лап, бьющих хвостов. Да! Я действительно сильнее! Кровь выплёскивается толчками из порванного горла, у неё такой пряный, пьянящий живой вкус... Я победил и я поглощаю!..
Оказывается, она почему-то ярче всего помнит нашу старенькую тёмно-синюю "Тойоту"...


Вот такой маленький драбблик про неизвестного науке Пустого. Честно говоря, давно не перекуривал эту траву, так что не помню: первичные Пустые шастают по Пескам, или же они шляются где-то в другом месте. Но написалось, как написалось.