Фэндом: Ориджиналы
Пэйринг или персонажи: Наркотворец и Поджигатель.
Рейтинг: PG-13
Жанры: Hurt/comfort, ER (Established Relationship)
Размер: Мини, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Когда-то годый и не имеющий слабостей Джерри сходит с ума от тоски по убитому Лэндровером Хёндаю... Но оказалось, что даже будучи мёртвым Второй Лорд может найти способ передать привет "своему лохматому чуду"
Публикация на других ресурсах:
Если оно вам надо, то всегда пожалуйста. Только ссылочкой не обидьте.
Примечания автора:
Про мир зловещих автооборотней надо писать большую-пребольшую вещьл, которую я, к сожалению, пока "не тяну". Но иногда бывает, что проскакивают вполне завершённые кусочки, которые могут быть вполне восприняты (и домыслены) и читателям, незнакомым с основной темой. Так сказать "фанфики по ещё нерождённой книге". Так что почему бы и нет? ))
читать дальше
Он сам не понимал, почему каждый день приходит сюда. Зачем? Что искать там, где ничего больше нет и не будет? Каждый день он клятвенно обещал себе, что "ну, на фиг, никогда больше", но назавтра появлялся снова. Обходил Сектор по периметру. Потом просто бродил взад-вперёд. Гладил стены, обугленные стволы деревьев, реденькую неестественно яркую траву. Покрывало иллюзий, окутывавшее это место давно истлело, развеялось, ведь его некому стало поддерживать, и теперь видно, что Сектор, на самом деле, представляет собой всего-то маленький и грязный пустырь, посреди которого торчат ржавые мусорные баки. Здесь гнусно.
Здесь давно уже ничего нет. Ни белоснежного дома в восточном стиле, ни мерцающе-таинственного парка, ни статуй, ни кошек - ничего. Только тоска и обугленный мусор.
Даже боли уже нет. Вместо неё - только пустота внутри, там, где когда-то было сердце, живое пламя... И усталость кромешная, огромная, как мир без того, кто...
"господи, для чего Ты меня оставил?" - издевательски неуместная пафосная фраза накрепко запеклась в мозгу, и кроме неё - ничего. В гулкой и мёртвой внутренней тишине фраза перекатывается тяжёлым медным бубенчиком. "Господи, для чего Ты меня оставил?"...
Первые дни после того, как это случилось он не помнит. Только боль, боль, боль, раздирающая тело и душу. Ломки. Не зря ты - Наркотворец. Потом Монтеро рассказывал, как его приковывать приходилось к стенке. Чтобы глупостей не натворил.
Недолгим было моё служение,
А отречение - навсегда...
Я слово каждое и движение
Ловил - да всё пустоте отдал.
Что было пламенем, стало - каменным
Горчайшим знанием - не вернуть.
Я - самый раненый в мироздании,
Где дом мой ныне, куда мне путь?
Слепая вечность хранит молчание,
Течёт отчаянье в нитках вен...
Я не прощаю тебе прощание,
Петлёй затянутое навек.
Где было алое, стало серое,
Мой мир - из пепла теперь и льда.
Коротким было моё доверие,
Теперь безверие - навсегда.
Ни слов ни слёз, всё стекло в забвение,
Осталось сердце в твоих руках...
Коротким было моё служение,
Моё предательство - на века...
Стихи, помимо воли складывающиеся в голове, не иначе как из звона фразочки-бубенца, вызывали отвращение. И полной беспомощностью - откуда взяться у слов красоте и силе в этом-то месте, и глупым истеричным надрывом. Так песни не сочиняют. Впрочем, какие теперь песни, к чему они? Ради чего, если теперь здесь пустырь и мусорные баки? Зачем вообще всё - осталось только убить Лендровера и послушно сползти в забвение, в безумие, в сам ад с рогатыми дьяволами, если он существует, куда угодно, только бы там было можно не знать и не помнить, что здесь мусорные баки и пустырь...
Что-то невесомо нежное коснулось его руки. Он скосил глаза и...
Белый котёнок! Совсем кроха, едва ли месяца от роду. Невероятно пушистый и столь же невероятно грязный. С большущими глазами и неестественно плоской мордочкой. Тыкается осторожно розовым носишкой в холодную руку живого Отчаянья, сидящего на кучу строительного мусора. Хвостик-морковочка бодро торчит вверх... Нет, это... Сумасшествие это - вот что! Наконец-то явилось милосердное безумие. Прежний хозяин Сектора обожал кошек этой капризной неживучей породы, но теперь-то, когда здесь пустота, откуда малыш мог взяться? Правильно - ни откуда, это начинается шизофрения, с глюками, как положено, верил бы в бога, молитву сейчас благодарственную бы вознёс. Мечтал ведь именно об этом - сойти с ума. Не знать, не верить, не думать.
Он осторожно погладил котёнка, пальцы почувствовали тонкую кожанную полоску, запутавшуюся в длинной шерсти. Осторожно подхватил малыша под брюшко, уместил у себя на коленях, раздвинул пух на загривке. Ну, да. Антипаразитарный ошейничек, конечно же, нежно-сиреневого цвета.
Он сунул котёнка за пазуху - "ну, пошли".
Переместился в Город, ко входу в ветклинику. Хорошо знакомую, не раз здесь бывал. Шизофрения так шизофрения, безумец имеет полное право приволочь на осмотр котёночка, видимого только ему самому.
Платиновая блондинка на ресепшен узнала его сразу:
- Здравствуйте, Джерри! А где доктор Синрайн?
Ну, да, конечно! Теперь ещё и это. Зря переместился, не думая, по старой памяти. Ветклиник и ветврачей в городе полно, надо было идти туда, где никогда не был.
- Он... - голос почти не дрогнул, - Он больше не придёт. Он под машину попал.
- Простите, я не знала. Тысяча извинений, - девушка изобразила на лице соответствующее выражение.
- Ничего. Мне в пятнадцатый, как всегда?
-Да.
Котёнок завозился за пазухой и требовательно мяукнул. Запахи этого здания ему отчаянно не нравились. Новоиспечённый котовладелец перехватил свою тёплую ношу поудобнее и вдруг почувствовал, что с его мышцами лица что-то не так. Они совершают работу, от которой отвыкли вечность назад. Как казалось, навсегда отвыкли. Губы помимо воли чуть раздвигались, их уголки поднимались вверх. Это - улыбка? Он не разучился улыбкам?..
Он бессильно привалился к светло-серой стене. Какая-то толстая тётка с забинтованной ровно посередине таксой на руках посмотрела на него неодобрительно и сурово поджала тонкие некрасивые губы.
-Миу! - прозвучало из-за пазухи, - Мииу!
Котёнок не хотел беспомощно сидеть в тесноте, и терпеть противные больничные запахи. Котёнок хотел есть. Котёнок хотел жить.
Котёнок вопил уже безостановочно и изо всех силёнок царапал лапками грудь своего спасителя.
Котёнок, конечно, не знал, что его маленькие слабые коготки раздирают ледяную броню, сковавшую того, кто заживо умер вместе со своим Лордом. Но это было именно так.
У котёнка получалось. Тот, у кого он сидел за пазухой вдруг тоже осознал, что хочет жить. Что мир всё-таки никуда не делся, и в этом мире предстоит кое-что сделать...
"А ведь его Матрицу так и не нашли", - подумал он, - "И если я вдруг... Дерьмо! Я столько времени потерял!.."
Воюя с неожиданно непримиримым борцом за котячью свободу от профилактических медосмотров, казалось бы, об отвлечённом не посоображаешь. Но мысли, тем не менее, побежали стремительно и мощно, ясные, чёткие, просто и естественно складывающиеся в план действий. Найти тот мост, узнать побольше о свойствах Сил и Матриц, переговорить с этой, как её там...
От посещения пятнадцатого кабинета и знакомства с отвратительно холодным железным столиком для осмотров интеллектуальный марафон хозяина котёнка не спас. Тело само легко совершало привычные манипуляции - отлепиться от стены, подняться-таки к нужному кабинету, открыть дверь, поздороваться...
Светло-сиреневый ошейник пришлось срезать ножницами - котёнок вертелся, не давая расстегнуть маленькую пряжку.
-Смотрите-ка, здесь, что-то есть, - сказал врач, доставая из невидимого раньше в длинной и грязной шерсти круглого медальона клочок очень тонкой полупрозрачной бумаги. Кажется, такую называют "папиросной"...
Мицубиси Паджеро принял листочек из рук ветеринара и прочёл:
Когда я уйду в никуда,
Я стану ветром и светом,
Я стану первым трамваем,
Ликующим летним утром
Когда я уйду в никуда,
Я стану закатом в окнах,
И песней влюблённой кошки,
И тополиной пушинкой.
Я стану грибным дождём,
И самой красивой машиной,
Я буду везде и всюду,
Чтобы ты не скучал без меня.
Про белых персенят в стихотворении ничего не было. И Джерри подумал, что котёнок - это подпись.
-Парадоксально, но практически здоров, - вынес вердикт доктор, - Даже блох - и тех нету, я удивлён, честно говоря.
Воскрешённый поблагодарил, сгрёб котёнка обратно за пазуху и пошёл к выходу. Ему надо было много успеть.