Начну дневник, пожалуй, с пушистого позитиффчекаАПД:
Флешмоб. Находим и поднимаем свою первую запись по Бличу.
Мне было легко: первая запись по Бличу у меня - она же первая во всем дневнике и первый фанфик.
Фанфик
Название:
ПУШИСТИКАвтор: я, Санди
Бета: альфы за бетами не бегают!
Персонажи: Улькиорра Шиффер, Ямада Ханатаро, а также капитаны Кучики, Унохана, Куроцучи и многие другие.
смертельный трюк– А-а-а! У-у-у!
Далекий пронзительный вой несся над просторами Уэко Мундо, заставляя даже привычного ко многому Ямаду Ханатаро непроизвольно вжимать голову в плечи. Впрочем, это не мешало ему сноровисто залечивать разрезанные сухожилия на точеной капитанской ноге.
– Хватит, я уже здоров, – прервал его старания Кучики, подтягивая изящную лодыжку поближе к телу.
– Но… – Ханатаро еще раз взглянул на грозного рокубантай-тайчо и утих. Кучики легко, будто и не было раны, поднялся и исчез – куда-то вдаль, где Зараки дорвался до Ннойторы, а Садо с Абараем безуспешно пытались одолеть взбешенного Ямми.
Ханатаро перевел дух, подтянул штаны и тоже заторопился на голос. Судя по непрекращающимся тонким воплям, кто-то был ранен… очень серьезно ранен.
Вой приближался, и уже становилось ясно, что доносится он откуда-то сверху. В конце концов, Ханатаро стало казаться, что вопят прямо ему в макушку. Он поднял голову – ощущения его не обманули, крик раздавался из огромной дыры в небе над полуразрушенной башней.
– Куросаки-ку-у-ун! А-а-а! Спаси-и-и-те!
Этого Ямада уже не мог вынести. Он заметался у подножия башни, проклиная свою неспособность к шунпо. Новая волна истошного визга окончательно убедила его, что Куросаки надо спасать, и чем скорее, тем лучше.
…Как он ухитрился взбежать по практически отвесной стенке и вскочить в дыру, Ханатаро не помнил. Ему резко стало как-то не до того, когда он оценил обстановку: по правую руку от него скрючился с черным мечом в животе парнишка-квинси, по левую – визжащая Иноэ, а прямо перед его носом жуткое красно-черное рогатое чудовище усердно терзало какого-то черного зверька с длинным тонким хвостом. Зверек молча трепыхался и бил крыльями, что лишь раззадоривало чудище.
– А ну, прекрати! – и сам заорал Ханатаро. – Как не стыдно обижать маленьких!
Чудище ошарашенно застыло.
– Негодник, – продолжал разоряться Ямада, – вымахал такой жердяй, а простейших вещей не знаешь!
И вдруг стало тихо. Орихиме бестолково забегала между зверьком, Исидой и «жердяем», тихонько и тоненько причитая, и только тогда Ханатаро понял, как же громко она вопила до того.
И это при том, что на ней не было ни царапины!
В конце концов девчонка приняла самое правильное решение: раскинула свой «сантэй кишшун» над раненым квинси, а Ханатаро получил возможность заняться зверьком.
Вблизи «зверек» оказался не таким уж и маленьким, не меньше самого Ханатаро. Да и не таким уж и зверьком. У него обнаружилось грустное человеческое лицо с большими зелеными глазами и странными потеками на щеках. Плакал, небось, бедняга, еще бы – так его лупили, подумал Ханатаро.
– Конечности у меня могут регенерировать, – не обращая внимания ни на кого, бормотал «зверек», – но внутренние органы я не смогу восстановить…
– А четвертый отряд зачем, по-твоему? – жизнерадостно поинтересовался Ямада, снова почувствовав себя в своей стихии. – Ну-ка, дай, я тебя осмотрю!
– Ты чего делаешь? – раздался над его ухом хриплый знакомый голос. Ах да, Ичиго. Тот самый Ичиго, спасать которого и рвался на второе небо Ханатаро.
– Лечу вот этого пушистика, – не задумываясь ответил целитель. – Бедный, вот ему досталось… А ты как? Тебя не зацепил этот мерзкий Холлоу?
– Вот этот-то мерзкий Холлоу меня как раз и зацепил, – процедил сквозь зубы Куросаки, поежившись от неприятных воспоминаний. – А вообще-то как знаешь…
Когда четвертью часа позже капитан Унохана объявила, что уходит в Генсей – сражаться с сильнейшей Эспадой и самим Айзеном, Ханатаро шепотом спросил, умоляюще сложив руки:
– Тайчо, а можно, я заберу к нам в Сейретей Пушистика? Он такой миленький… Я всегда мечтал о щеночке или котике!
– Но это же не котик, – возразила Унохана, изумленно приглядываясь к существу, поименованному Пушистиком. – И даже не щенок!
– Ну и что? Я его, это… приручу, вот!
Унохане Рецу некогда было обсуждать вопросы приручения неизвестных науке пушистиков с дырой Пустого в груди. Она спешила в охваченную войной Каракуру. Поэтому махнула рукой – поступай как знаешь, Ямада, надень ему ограничители рейяцу и хоть приручай, хоть дрессируй, только отстань.
– Ты представляешь, Пушистик, – с оттенком удивления сообщил Ханатаро скрючившемуся перед ним созданию, – уже второй человек говорит, что я могу поступать как знаю! Впервые в жизни, и сразу дважды! Ты приносишь мне удачу, Пушистик. Я вылечу тебя, и ты будешь моим питомцем.
Существо страдальчески прикрыло мутные от боли зеленые глаза. Оно еще не знало, что его ждет.
***
Неудобно. Больно. Холодно.
В правую руку словно впились чьи-то остренькие зубки, да так и застыли, вливая в кровь разбавленное страдание. Ко лбу прилип мокрый и ледяной язык. Под мышкой что-то мешалось. Впрочем, это «что-то» вдруг выскользнуло и взмыло вверх.
– Температуришь, Пушистик, – озабоченно констатировал мальчишеский голос. Он раздавался словно из глубины – гулкий и невнятный – сквозь звон в ушах. – Ну ничего, я тебе тут пилюльки принес… и микстурку… Вот проснешься, будешь умницей и проглотишь это все.
Веки предательски дернулись – где это я?
Маленькая комнатка. У стены напротив футон с клетчатым одеялом, на стене – кусок бумаги с нарисованными на ней странными тварями: одна напоминает Гриммджо в релизе, вторая – одного из волков Койота Старка, и почему-то в обнимку. Рядом – подставка с опрокинутой банкой, из которой по прозрачной трубке течет желтоватая жидкость к игле, воткнутой в правую руку – ага, вот что это, а никакие не зубы… В сосуде на столике пучок вонючих растений. Окно невесть зачем закрыто не то простыней, не то плащом в горошек. Менос-те знает, как он живет в таком бардаке, этот шинигами… шинигами?
– Пушистик, да ты не спишь, – обрадовался шинигами. – Я тогда окно открою, а то здесь темновато!
От резкого света у того, кто отныне звался Пушистиком, заболели и заслезились глаза. В Уэко Мундо он отлично обходился без света, полагаясь на сверхчувствительные уши, а в Лас-Ночес царил полумрак.
– Ну не плачь, все будет хорошо, – продолжал мальчишка, устраиваясь на подушке и расставляя склянки и стаканы возле футона, на котором лежал Пушистик. – Давай, ротик открываем… ам!
Приторная тягучая гадость. Потом тошнотворная горечь. Потом опять приторная липкая дрянь.
Зачем он это делает?
– Ага, капельницу пора снимать, – продолжал молодой шинигами, нимало не смущаясь отсутствием реакции у невольного пациента. – Лапка не болит? Ничего, поболит и перестанет…
Шинигами бегал по комнате, то заслоняя свет из окна, то снова обрушивая потоки солнца на сморщенное от боли лицо Пушистика. Через несколько минут ему пришлось подавлять позывы к тошноте, а еще через минуту – сдерживаться, чтобы не забиться в судорогах.
– Ну, что ты, Пушистик? – воскликнул юноша, заметив гримасу на лице «питомца». – Ох, я и забыл…
Неожиданно сильные руки перевернули Пушистика на живот и нежно огладили в районе хвоста.
– Ох ты, какая у нас тут пушистая шерстка… И как же я доберусь до твоей попочки?
Вот теперь Пушистику стало по-настоящему страшно и противно.
Он примерно представлял себе, что сейчас произойдет. Когда Айзену-сама наскучивало общество Лоли и Меноли, он приглашал к себе Заэля. Пушистику, который тогда был вполне уважаемым Эспадой, в такие вечера Ками-сама велел дежурить у дверей его опочивальни, чтобы никто не мог даже случайно нарушить их уединение. Но сам-то Пушистик иногда видел, что они делали.
Особенно он ненавидел, когда Заэль высовывал свой длиннющий фиолетовый язык и начинал облизывать Ками-сама где попало…
Предавшись отвратительным воспоминаниям, Пушистик пропустил момент, когда шинигами вернулся к его постели, и вскрикнул от резкой боли.
– Пушистик, ну, что такое? То плачешь, то пищишь. Такой большой, а уколов боится!
По крайней мере, у него нет противного слюнявого фиолетового языка…
Шинигами исчез, но не успел Пушистик отдышаться после укола, как его мучитель объявился снова.
– Покушай. Ты же выздоравливаешь, значит, должен хорошо кушать!
В блеклые губы ткнулась ложка с каким-то варевом.
– Молочный супчик с рисом, – нахваливал стряпню шинигами, – очень полезный!
Это мне наказание, с тоской думал Пушистик, героически давясь и все-таки глотая «полезную» несъедобень. Наказание за то, что недооценил этого Куросаки и не сумел защитить дворец, не выполнил приказ Айзена-сама.
Но почему я просто не умер?
За что такая жестокость?
– А теперь поспи, Пушистик, – проворковал шинигами, погладил измученного пациента по крылу, снова задернул окно и на цыпочках, шурша своими черными хакама, отошел в другой угол, где тотчас же развернул какую-то книжку и уткнулся в нее.
Дрожа от холода, Пушистик завернулся в крылья и действительно попытался заснуть. На грани сна он слышал приглушенные раскаты мальчишеского хохота – должно быть, хозяин комнаты читал что-то очень смешное.
***
Который же день он в Сейретей?
Третий?
А кажется – всю жизнь, и не было в этой жизни ничего, кроме боли, изнурительных перевязок, бесконечных – дважды в день – капельниц и микстур: приторно-слащавых, как болтовня рыжей женщины (откуда женщина? Там, в какой-то другой жизни… чьей? когда?) и выворачивающе-горьких., как желчь, ощущавшаяся во рту после очередного приступа рвоты.
И бесконечного холода. Странно, в Уэко Мундо никогда не было тепло – но он там не страдал от холода, по крайней мере, ему кажется, что не страдал.
Обессилев после клизмы, Пушистик пытается снова завернуться в крылья, чтобы спасти последнюю иллюзию тепла, но шинигами тут как тут.
– Компрессик тебе сейчас положу, и все пройдет, – обещает он.
Что – все? Что пройдет? Мокрая холодная тряпка на лбу, кажется, высасывает остатки жизни, которая еще цепляется за изувеченное тело.
– Холодно, – забывшись, шепчет Пушистик. – Холодно… – и, на пределе: – Пить…
– Бедный Пушистик! Тебя знобит! Но как же так, у тебя же нет температуры?
Нет, его не знобит. После литров жаропонижающего и килограммов обезболивающего у него нет ни болей, ни температуры, просто он умирает и никак не умрет. Отвратительное, зыбкое состояние – когда еще не мертв, но уже не живешь.
– Я думал, что раз у тебя мех, то тебе и не холодно, – бормочет шинигами, роясь в какой-то куче – Пушистику со своего футона не видно, какой. Наконец, на его плечи обрушивается плед.
Иллюзия тепла… Она возвращается.
– Пушистик, – слышит он мальчишеский голос сквозь забытье, – попей.
О чудо. Это не осточертевший молочный суп, и не муторный травяной настой. Это обыкновенный черный чай с малиной. Впрочем, Пушистик пробует его впервые в жизни – и ему нравится.
Горячий. Сладкий. Здоровой сладостью сладкий, пахнущий чем-то незнакомым и хорошим.
– Ну, как? Это нам русские презентовали, – с удовольствием хвастается шинигами.
– Как тебя зовут, женщина? – тихо интересуется Пушистик.
– Что?
Растерянность хозяина понятна. Это первые слова, произнесенные его «питомцем» за все время пребывания здесь, – и какие!
– Я не женщина. Я парень. Седьмой офицер четвертого отряда Готэй-Тринадцать, Ямада Ханатаро, – немного обиженно тянет он, по-детски оттопыривая губу.
«Женщина» – это маленькая месть за «Пушистика», но седьмой офицер Ямада об этом никогда не узнает. Равно как и о том, насколько его пациент ненавидит все полезные целительные процедуры, которым подвергается двадцать пять часов из двадцати четырех в сутках.
Странное дело – он все-таки согрелся. Хотя и не очень хорошо, но мерзостная слабость все-таки отступила. Ханатаро видит прояснившийся взгляд зеленых глаз и радостно улыбается.
– А давай, я тебе почитаю, чтобы ты не скучал? – и начинает, не дожидаясь согласия, тараторить, заглядывая в книжку:
«Супруга Повелителя драконов понесла дитя в своем чреве. То и дело хотелось ей отведать чего-нибудь необыкновенного. Прихотям и выдумкам конца не было. Сегодня одно подай, завтра другое.
Каждый день Повелитель драконов рассылал своих подданных в разные стороны с наказом все добыть, что супруга ни пожелает. Измучились рыбы, осьминоги с ног сбились.
Вот однажды говорит жена морского царя:
– Хочу отведать обезьяньей печени. А не достанете, ничего другого и в рот не возьму…»
– Дай, я сам почитаю, – прерывает его Пушистик.
– Ой, Пушистик! Ты умеешь читать?
Ханатаро отдает ему книгу и тихонько напевает под нос, высовываясь в окно: «Ла-ла-ла… ни у кого нет такого питомца, который умеет читать…»
***
Дни слились в бессмысленную непроглядную полосу.
За окном послышались голоса. Один – знакомый, Ханатаро, другой – женский.
– Все-таки это Пустой, Ямада, – строго выговаривала Ханатаро женщина. – Ты должен быть осторожнее.
– Ну что вы, Унохана-тайчо! Он милый, добрый… – Ханатаро, морщась, припоминал обстоятельства их знакомства. Что же тогда он сказал Иноэ? – Вот знаете, он был такой весь израненный, бедняжка, такой слабенький – на ногах не держался, а думал о других! Он так и спросил у Орихиме: «Женщина, ты не боишься?» Другой бы сам на его месте испугался, а он Орихиме уговаривал не бояться!
– Куроцучи-тайчо очень в нем заинтересован, – проинформировала женщина. Только тот, кто очень хорошо знал Унохану-тайчо, мог – даже не расслышать, а скорее ощутить в ее мягком бархатистом голосе редкие нотки застарелой ненависти. – Как только он выздоровеет…
– Унохана-тайчо, пожалуйста! Капитан Куроцучи, он… он… я не могу отдать ему Пушистика! Он еще болен, он так медленно выздоравливает…
– Это потому, что ему надели ограничители рейяцу, – объяснила Унохана.
Пушистику было уже не интересно. Все, что надо было, он услышал.
Значит, пока он не выздоровел – он во власти Ханатаро, повелителя клизм и властелина капельниц.
А как только выздоровеет – его передадут неизвестному Куроцучи… Хотя почему – неизвестному? Это же и есть тот капитан Готэй-13, который убил Заэля Аполло Гранца. Пожалуй, Пушистик не отказался бы пронаблюдать за поединком двух безумных изуверов.
Ну почему он не умер сразу?
– Пушистик, твой папочка вернулся!
О Менос.
Отцом, да и то лишь мысленно – всякий раз коря себя за эту невысказанную фамильярность – Пушистик позволял себе называть только Айзена. И тут… «папочка».
Тьфу!
– Смотри, что я тебе принес, – болтал как ни в чем не бывало Ханатаро, возясь со своей сумкой. – О, а ты уже прочел сказки? Пушистик, ты такой умный! Так много читаешь! Это тебе передали мои генсейские друзья, – он захихикал. – Если бы они знали, для кого это!
Пушистик выпростал из-под одеяла руку, протянул за книгой.
– А-а-а! Стой!
Рука испуганно отдернулась. Что еще стукнуло в эту дурацкую шинигамскую башку?
– Разве можно жить с такими ногтями? У тебя еще и траур под ними! Погоди, я сейчас…
Пушистик искренне не понимал, что особенного в его когтях. Отличные когти, даже Гриммджоу их опасался. Правда, Гриммджоу его второго релиза и не видел… и не увидит, судя по всему. Равно как этот чокнутый шинигами вряд ли увидит его обычную форму. Из-за ограничителей рейяцу Пушистик не мог выйти из релиза, о чем и сожалел: с крыльями и хвостом лежать было до крайности неудобно, а длинные когти действительно мешали. Но, в конце концов, релиз – это боевая форма…
И сейчас эта боевая форма подвергалась откровенному надругательству: Ханатаро, вооружившись маникюрными ножничками, безжалостно состригал кривые загнутые когти на подставленный журнальчик.
Пушистик вытянул шею, пытаясь прочитать, что в нем написано.
– Не читай, Пушистик, тебе еще рано читать такое, – покраснев, назидательно заявил ему Ханатаро. – И мне, – окончательно смутившись, добавил он. – Это, этот… как его, меноса… яой, во.
Яой так яой…
– И ему самое место в мусорке! – с воодушевлением завершил Ханатаро и выбросил все за окошко.
– У тебя за окном мусорка? – поинтересовался Пушистик.
Иногда Ханатаро задумывался, почему его питомец всегда молчит, а если начинает говорить, то в самый неподходящий момент и самые неожиданные вещи.
– Сейчас мы тебя приведем в порядок, – искусственно оживился Ханатаро, потому что замечание насчет мусорки за окном его изрядно смутило. – У тебя такой красивенький хвостик! И волосы…
Через некоторое время Пушистик с ощущением разливавшейся где-то в животе мировой скорби созерцал голубой шелковый бант, которым Ханатаро «украсил» кончик его хвоста, и аккуратно подстриженные когти. Слабо утешало только то, что заплетенные у висков косички он не мог видеть.
– Пушистик, а давай поиграем! – предложил Ханатаро. – В карточки!
…Пока Ханатаро был на работе – Пушистик еще как-то мирился со своим существованием. Его никто не трогал, никто не жужжал и не трепался над ухом. После ухода Ханатаро он сначала брал книгу – и читал, пока не проваливался в тихое забытье, смутно надеясь, что уже не вынырнет на поверхность сознания. А противный мальчишка всякий раз, приходя, выдергивал Пушистика из умирания наружу, обрушивал на него солнечный свет из окна, галдел и шумел, рассказывая последние новости из своего дурацкого четвертого отряда, какие-то нелепые истории, над которыми сам же и смеялся. Поначалу Пушистик пытался к ним прислушиваться в надежде почерпнуть какую-то полезную информацию для побега. Потом – просто от скуки…
– Карточки «Ниндзя-черепашки», – объяснял тем временем Ханатаро. – Смотри: тут есть четыре цифры…
Пушистик повертел карточки в руках. На первой из них было изображено существо, сильно напоминавшее Теслу в релизе, на второй – парень в обычной генсейской одежде, но почему-то в маске Пустого, на третьей – сразу четыре создания, от вида которых кого угодно бы замутило. Но только не Ханатаро! Впрочем, с цифрами на карточках Пушистик быстро разобрался.
Сперва он, конечно, проиграл. И в первый раз, и во второй. Странно – почему-то Ханатаро это совсем не радовало. Зато когда Пушистик впервые выиграл, радости чудака-целителя не было границ.
– Ты так быстро соображаешь, – воскликнул Ханатаро.
– Это и привлекло внимание капитана Куроцучи? – напрямик поинтересовался Пушистик.
Рано или поздно этот разговор должен был состояться…
– Ты всё знаешь, – Ханатаро посерьезнел, вздохнул. – Не бойся, Пушистик! Я тебя никому не отдам!
От избытка чувств он порывисто обнял Пушистика и погладил по голове.
Пушистик закрыл глаза, представляя себе, как убьет этого бестолкового шинигами. Воображение, которое отнюдь не подводило его – об этом мало кто догадывался – мигом нарисовало сладостную картину: Ханатаро беспомощно валяется на земле, а он, гордый и свободный, вещает ему сверху вниз: «Ты проиграл, шинигами. Если ты можешь идти – уходи. Если нет – останься и умри здесь. А я…»
Фиг вам, решил Пушистик. Удеру от вас в Уэко Мундо. Лечите и исследуйте кого-нибудь другого!
– Ты ведь теперь один остался, – продолжал Ханатаро.
Один? Как – один? А Ками-сама сотоварищи и остальные – Койот Старрк, Барраган, Тиа Халлибель со своей фракцией?
Но сперва следовало прояснить более интересный момент.
– Наконец-то со мной есть кому поиграть, – Ханатаро улыбнулся Пушистику.
– Скажи, Ханатаро, – Пушистик на миг запнулся, – как это называется, когда арр… ну, воин, вместо того, чтобы добить поверженного врага, оставляет его в живых?
– Это? Милосердие, – удивился Ханатаро. – Очень хорошее качество.
– Человеческое?
– Человеческое.
– А почему я остался один?
– Потому что армия Уэко Мундо побеждена. Лас-Ночес разрушен, Айзен скован и находится в Улье, остальные арранкары погибли. Но ты же не один, ты теперь со мной. Ой, Пушистик! Ты… ты расстроился?
Возвращаться оказалось некуда. Теперь он действительно остался один. Наедине со своими «человеческими» качествами, которые в нем то и дело находил неугомонный Ханатаро.
***
Ночью Пушистику приснился кошмар.
Менос его задери, а все потому, что нельзя так сбивать живой летучей мыши биоритмы. Уважающие себя рукокрылые, хотя бы и арранкарствующие, – ночные животные. Но Ханатаро это не интересовало: он неизменно будил любимца утром, впихивал в него с десяток ложек жидкой кашицы, а потом галдел, собираясь в бараки четвертого отряда, так, что всякий сон пропадал в радиусе километра. Попытки подремать в его отсутствие тоже оказались безнадежными: шинигами толпами слонялись и шумели под окнами, как нарочно. А вечером опять приходил Ханатаро, целовал, гладил, кормил с ложечки, измерял давление и температуру, сердито отчитывал за то, что Пушистик не выпил лекарства (ну такой здоровенный жердяй, ростом с меня, а все как маленький, ничего нельзя поручить!), потом укутывал пледом и читал сказки на ночь…
Сказками то, что ему передали через Рукию генсейские друзья, можно было назвать весьма условно.
– «Проявлением наибольшего милосердия в нашем мире является, на мой взгляд, неспособность человеческого разума связать воедино все, что этот мир в себя включает. Мы живем на тихом островке невежества посреди темного моря бесконечности...» – с выражением читал Ханатаро и вдохновенно припечатывал: – Пнглуи мглуинах Рлайх Ктулху вгангл фтагн!
Томик Лавкрафта достался ему от самого Куросаки, о чем Ханатаро оповестил мир с неизменно удивленным и радостным выражением лица. Более традиционная Иноэ порадовала «ребенка» «Детьми капитана Гранта» и «Островом сокровищ» (она думала, что книги для самого Ханатаро), Чад – Энциклопедией школьника, а Исида – стопкой детективов в ярких обложках.
…Поначалу все было ничего. Как всегда, змеилась песочной поземкой бесконечная пустыня Уэко Мундо. Смуглые и золотоглазые адъюкасы охотились за Жильцами Песков, поджарыми и резвыми, ловко прячущимися на берегах своих каналов. Поодаль виднелось несуразное сооружение, похожее одновременно на атомную электростанцию, цирк шапито и кукольный домик – Замок Лас Ночес, целый и невредимый. Внезапно все покрылось голубыми бантиками, отовсюду налетели тысячи маленьких Куросаки со стрекозиными крылышками и в матросках, и из их толпы восстало гигантское чудище с крыльями и щупальцами, утробно призывая низким, на грани слышимости голосом: «В глубинах Уэко Мундо мертвый Айзен ждет и видит сны!»
Пушистик замотал головой, пытаясь проснуться, вскинулся и обнаружил теплое тело под руками.
– Ты тоже боишься спать один, Пушистик? – прошептал Ханатаро, прижимаясь к нему.
Пушистик не то чтобы боялся, но чувствовал себя обманутым. Один, понимаешь, мертвый – ждет он, понимаете ли, еще и сны видит. Второй залез к нему под крылышко, цыпленок выискался, и доволен жизнью. А на его долю остались одни гадости, да еще и уколы на ночь.
Мало-помалу Ханатаро рассказывал ему о Зимней войне и ее итогах. Немногое – то, что сам узнал от сейретейских товарищей. И опять-таки – не то чтобы Пушистик ожидал чего-то особенного. Ну, хотя бы сожаления от Ямми по поводу своей предполагаемой гибели – друг все-таки, Пушистик его, как-никак, спас от Урахары, но у Ямми для него не нашлось иных слов, кроме «мусора». Впрочем, чего было и ждать от грубияна Децимо?
Но вот история гибели Халлибель…
– Значит, отец никого из нас не любил, – резюмировал он, отвернувшись от Ханатаро. – Мы для него были просто живым оружием.
– Ну хоть такой, – неожиданно возразил молодой целитель. – А у меня вообще не было ни отца, ни матери. Лучше плохой отец, чем никакого.
Пушистик поджал губы. Еще чего, спорить с этим мальчишкой… да и возражений как-то не нашлось.
Теперь он уже понемногу вставал, иногда пытался пройти несколько шагов по комнате.
– Ой, Пушистик! Скоро мы с тобой можем гулять! – радовался Ханатаро.
Он уже представлял себе, как нацепит модные генсейские джинсы фирмы «Сикоси-Накоси» и продефилирует по улицам Сейретея с Пушистиком на поводке. Но тут не в меру разгулявшееся воображение парня поразила одна простая, в сущности мысль.
Неужели его Пушистик будет разгуливать по улицам голый? Ну, пусть он покрыт шерстью, но все-таки… Ханатаро сорвался с места и помчался в бараки.
Как раз недавно списали больничную одежду. На первый случай сойдет. Еще бы найти такое маленькое кимоно…
– Наши целители – самые лучшие, – убежденно заявил он через полчаса, окутывая плечи Пушистика махровой тканью. Кимоно оказалось так себе. Во-первых, оно все-таки было великовато, во-вторых, с заплатками, в-третьих, его белесый цвет наводил на неизбежную мысль о множестве нещадных стирок. С одной стороны на поле красовалась полинявшая паутина, в центре которой сидело странное существо в красно-синих одеждах. Пушистик, поджав тонкие губки, скептически оглядел «парадный костюм».
– Тоже мне, лучшие. Когда моего приятеля Ямми ранил твой друг Куросаки, отрубив ему руку, я эту руку захватил с собой, наша целительница ее пришила – и стало лучше, чем было. А ваши врачи позволяют даже генералу разгуливать с одной рукой.
О том, что Ямми отблагодарил целительницу преизрядным тумаком, Пушистик почел за благо не упоминать.
– Так ты еще и хороший друг, Пушистик!
Достал, подумал Пушистик. Я у тебя и добрый, и хороший, и великодушный… с каких это пор?
– Тебе, наверное, раньше никто не говорил, что ты хороший человек, да?
Ханатаро улегся рядом с питомцем, подтащив свой футон, прижался виском к его плечу и продолжал разглагольствовать на сей счет, но Пушистик перебил его:
– Я не человек.
– А кто же ты? – опешил шинигами.
– Я – Пустой, если ты еще не заметил. У меня нет ничего общего с людьми. Вы слабые существа, вы только и знаете, что повторять «сердце, душа, сердце, душа», сами не зная, о чем говорите. Тебя самого нельзя назвать человеком. Ты же шинигами…
Ответом ему было тихое уютное сопение: Ханатаро просто-напросто уснул под монотонное бубуканье Пушистика, прижавшись к его плечу. Как всегда в подобных ситуациях, Пушистик едва слышно вздохнул, прикрыв огромные зеленые глаза, укутал Ханатаро крылом и задремал сам.
***
Все началось… с чего?
Может быть, с того, что Ханатаро все-таки приобрел поводок с ошейником и принялся по вечерам выгуливать своего любимца? Пушистику отчаянно хотелось сбросить дурацкую побрякушку с шеи и взлететь, взмыть над скучным приевшимся Сейретеем так высоко, чтобы и макушки беспечных шинигами было не разглядеть. Менос с ними, он не стал бы их трогать. Он вообще ненавидел причинять кому-то напрасный вред. Просто взять да и улететь за облака, где тихо, свободно и свежо. Но вместо этого он семенил, свесив обремененные ненавистными браслетами-ограничителями руки, за Ханатаро. Дышать было трудно, не зажившие как следует раны все еще болели. Слева под ребрами что-то грохотало о грудную клетку, и Пушистику казалось, что все слышат этот грохот. Его спасало только то, что Ханатаро то и дело останавливался с кем-нибудь поболтать.
Пока их прогулки ограничивались территорией четвертого отряда, все шло нормально. Но Ханатаро вдруг захотелось показать Пушистику Сейретей. Стояла глубокая ночь, где-то в кустах плакал козодой, терпко пахло душистым табаком и ночной фиалкой.
– Ой, – пискнул вдруг Ханатаро. – Простите, простите меня…
– И ночью, при луне, мне нет покоя, – пожаловался красивый бархатный голос. – А, Ямада! Что ты делаешь возле казарм шестого отряда?
– Ээээ… гуляю, Кучики-тайчо.
– А я думал, ты патрулируешь Общество душ, – спокойный голос приобрел несколько язвительный оттенок. Ханатаро смущенно поклонился, пропуская князя.
Пушистика тот и не заметил. Зато сам Пушистик отлично разглядел то, что ясный князь пытался скрыть от посторонних глаз.
Из-за пазухи у него выглядывала зеленоглазая башка с кисточками на торчащих ушках.
О том, что Кучики-тайчо приобрел себе кота, да не простого, а огромного породистого котищу с кисточками на ушах и суровым, как у самого капитана, взглядом, слухи ходили давно. Поговаривали даже, что светлейшего кота зовут Рен-тян. Но до сих пор никто не сподобился видеть капитанского любимца.
– У него кот, – одними губами сказал Пушистик.
– Правда? Где?
– За пазухой.
– Вот это да, – захихикал Ханатаро. – А ты мне за пазуху не влезешь.
Дурная привычка без конца трогать, оглаживать, тискать и усаживать к себе на колени была, пожалуй, самым мучительным для Пушистика. Он не выносил, когда к нему притрагивались. Но почему-то ему было неловко сказать об этом Ханатаро, и он терпел, внутренне содрогаясь от каждого прикосновения.
– Пушистик, а когда ты выздоровеешь, ты меня покатаешь? Ну, чтобы полетать?
Пушистик даже споткнулся. И долго-долго молчал. Когда Ханатаро уже перестал надеяться на ответ, он, наконец, разлепил губы и ответил:
– Хвост не трогать. В полете он служит мне рулем.
Ханатаро обдумал сказанное.
– А потом мы с тобой создадим оперативную службу воздушного реагирования. Я же не владею шунпо. Так ты меня будешь доносить по воздуху к раненым, если понадобится.
– Возможно, – процедил Пушистик. Он бы предпочел, чтобы его не тормошили, и ради этого готов был, пожалуй, обучить несносного мальчишку сонидо.
Но с тех пор за пределы своего отряда Ханатаро Пушистика не выводил.
А может быть, все началось с обычной лейтенантской попойки? Доблестный Мадараме на спор выпил больше, чем три его неизменных собутыльника – красотка Рангику, Иба и Кира. Пили у Рангику, от нее до казарм одиннадцатого отряда было хоть и недалеко, но для пьяного вдрызг третьего офицера не так уж и близко. Верный Аясегава, немузыкально чертыхаясь сквозь зубы (и поминутно оглядываясь – не приведи Ками, если кто услышит столь «непрекрасные» выражения из уст первого красавца Готэй-13), волок увесистую тушку лучшего друга домой. Сам он тоже был, мягко говоря, тепленьким, поэтому офицерское шествие подзатянулось.
– Я – вице-король Уэко-Мундо! – икая, заявил Мадараме.
– Заткнись, сделай одолжение, – зашипел Юмичика, потерявший одно из перышек и обозленный.
– Я – вице-король! – невнятно, но громко повторил Иккаку. – Вот мой двор… ик!... ец! – и с этим заявлением он ломанулся в седзи Ханатаро.
– Простите, – пролепетал целитель, – это мой домик, вам не сюда…
У него было только два футона, и оба были заняты.
– Вице… король… Лас-Ночес! Где мои арранкары? Мои гиллианы? Отдайте мне мою верную Эспаду! – голосил Иккаку, пока Юмичика, ухватив друга за ухо, пытался завернуть его в другом направлении (вряд ли правильном). – О, – тут мутный взгляд из-под татуированных розовых век стал более осмысленным. – Арр… арран… кар!
– Мадараме-сан, это никакой не арранкар, это же мой питомец, его зовут Пушистик, – зачастил Ханатаро, но тут и Юмичика проследил направление взгляда Мадараме.
– Точно. Очень похожий приходил в Генсей и гонялся за нами, – пьяно заявил он. – Расцветай, Фудз… Фу… дзии… – тут он споткнулся, сел на пол и выдал: – Ползи, улитка, ползи по склону Фудзи!
Ханатаро скорбно оглядел двух храпящих офицеров одиннадцатого отряда у себя на полу.
– Лучше бы вы сами ползли отсюда домой, и побыстрее, чем улитки, – вздохнул он.
Несколько дней спустя Кучики Бьякуя стоял на капитанском собрании и помалкивал. Это он умел делать виртуозно, пока остальные распускали языки.
– У меня имеются сведения, – гнусавил капитан Куроцучи, сминая свою маску длинными, похожими на щупальца осьминога пальцами, – что седьмой офицер четвертого отряда Ямада укрывает у себя в доме настоящего арранкара.
– Это не укрывательство, – мягко, но непреклонно возразила Унохана. – Он нашел тяжело раненного… зверька в Уэко Мундо во время нашей миссии и принес его к себе домой с моего разрешения. У зверька надеты браслеты-ограничители рейяцу, его содержание не сопряжено ни с какой опасностью…
– Унохана-сан, ни о какой опасности речь не идет, – Куроцучи даже руками замахал, вызывая у непроницаемо-ласковой Уноханы самые неприятные ассоциации. Рецу еще с позапрошлого воплощения панически боялась пауков, о чем никто не подозревал. – Но это же очень ценный…
– Нет, капитан Куроцучи, и не просите, – твердо сказала Рецу, мысленно стукнув этого осьминогопаука в маске по шее. – Это питомец моего офицера. Я не могу с ним так поступить. К тому же он ранен.
– Что вы, что вы! Я и говорю – раненого зверька лучше поместить в надлежащие условия, а то разве дома можно его как следует вылечить? У нас в Двенадцатом отряде большой опыт лечения самых экзотических животных!
– А что ты намерен с ним делать, Маюри? – проскрипел Ямамото.
Маюри только и ждал этого момента. Давно ждал.
– Я на его основе, ээ, на базе, создам кадавров… то есть модели для изучения поведенческих паттернов. Модель арранкара, неудовлетворенного полностью, модель арранкара, неудовлетворенного желудочно, и модель арранкара, полностью удовлетворенного!
– А как ты его намерен удовлетворять? – неожиданно встрял Хитсугайя.
– Деточка, – ласково прошипел Куроцучи, делая пальцами движения, будто сдирал кожу с нежной юношеской шейки, – это же просто модель. Ка-давр.
– А что станется с самим животным? – уточнил Укитаке. – Оно не пострадает?
– Что вы, что вы! У нас неплохо кормят!
Почему-то всегда, когда капитан Куроцучи начинал настаивать на своем, никто не принимал всерьез его заверения в самых благих намерениях, но никому ни разу не удалось их опровергнуть.
– Капитан Кучики, – Ямамото выдержал паузу и не терпящим возражений тоном приказал: – отправишься на разведку боем. Возьми пару офицеров посильнее для подстраховки. На рожон не лезь.
***
Кто-то завозился у седзи. Пушистику как раз удалось немного задремать среди дня над очередным детективом, и нежданное явление хозяина его не особо обрадовало.
– Тихо, ты, смертный, – шикнул он.
От порога полыхнуло рейяцу. Явно не Ханатаро, – искрящееся, холодное, какое-то розовое дыхание незамутненной силы. Пушистик напрягся.
– Выйти из сумрака, – скомандовал он.
Его устрашающая манера общения на Ханатаро не производила никакого впечатления, и Пушистик просто отвык от того, как его воспринимают все остальные. Поэтому вид шинигами с обнаженным мечом на пороге его в первые доли секунды даже удивил.
Все просто, подумал он. В белом хаори… здравствуй, моя смерть.
Отложил книгу. Чужая все-таки, незачем ее кровью пачкать.
Кучики внимательно всматривался в бледное лицо с потеками, въевшимися в кожу.
– Насколько я понимаю – Улькиорра Шиффер, Куатро Эспада? – наконец, учтиво осведомился он.
– Бывший Куатро Эспада, – поправил его Шиффер. «И бывший Улькиорра», – добавил мысленно.
– И что вы изволите здесь делать?
– Читаю братьев Вайнеров, – чистосердечно ответствовал бывший Эспада.
– А если в общем плане?
– Если в общем… вы завели себе кота. А офицер Ямада завел меня.
От неожиданности Бьякуя даже сел прямо на пол.
– И… вы согласились?
Улькиорра промолчал.
Молчание затягивалось.
– Может быть, кофе? – внезапно предложил Улькиорра. К кофе его приохотил Ханатаро, почему-то решивший, что существа из Уэко-Мундо не могут любить традиционный чай. Впрочем, чай Улькиорре действительно приелся – после почти ежедневных собраний Эспады.
– Кофе? Да, пожалуйста… если вам не трудно.
Когда Улькиорра, наполнив соблазнительно пахнущие чашки, повернулся к незваному гостю, тот листал его книгу.
– А стихи вы не любите? – поинтересовался светским тоном.
– Нет, почему же, люблю. Но выбора у меня большого нет, а друзья Ханатаро передают для меня в основном приключенческие романы.
– У меня большая библиотека, – задумчиво сказал Бьякуя, осознавая, до чего иногда приятно встретить понимающего собеседника. – Вы могли бы…
Когда Ханатаро вернулся с работы, он застал картину, потрясшую его до глубины души. Прямо на полу его комнаты сидели капитан шестого отряда и его любимец в халатике с Человеком-Пауком и самозабвенно играли в шахматы. Рядом красовались чашки с застывшей кофейной гущей.
– Добрый вечер, Кучики-тайчо, привет, Пушистик, – пискнул Ханатаро, с трудом справившись с волнением. – Хотите тайяки?
– Мат, – азартно воскликнул Бьякуя. – Тайяки, говоришь?
– Можно, – степенно кивнул Улькиорра, обдумывая происходящее на доске. – Шах черному королю!
…Когда уже поздно вечером Кучики, опомнившись, извинился, оправдываясь неотложными делами, и ушел, Ханатаро взял Улькиорру за руку.
– Пушистик, вот не ожидал, что ты можешь подружиться с Кучики-тайчо. Он такой… такой строгий…
– Достойный человек, – возразил Улькиорра.
Впервые прикосновение Ханатаро не вызвало у него отторжения.
…Наутро Улькиорра пришел к выводу, что совершенно здоров. Ограничители мешали, форма второго релиза утомила до чрезвычайности, хвост путался в ногах, но он был здоров.
И Ханатаро сегодня не болтал, не суетился, как обычно, не клохтал, пичкая его лекарствами, а только улыбался ему как-то по-новому – несмело, бросая короткие взгляды чуть искоса и почему-то краснея. Может быть, потому что всю ночь проспал, обхватив его шею обеими руками, и проснувшись, обнаружил, что их лица соприкасаются.
– У тебя больше нет дыры, Пушистик, – тихо сказал он.
– Какой дыры? – Улькиорра покосился на свое кимоно. Дыр там хватало, правда, они с Ханатаро вдвоем их кое-как залатали.
– Дыры в груди.
Улькиорра хлопнул себя ладошкой по тому месту, где совсем недавно зияла дыра Пустого, и нащупал только теплую плоть.
– Это ты меня залечил, – сделал он единственно правильный, на его взгляд, вывод.
– Я люблю тебя, Пушистик, – прошептал Ханатаро и обнял его.
И тут в седзи постучали.
Кого еще Меносы принесли, заворчал Ханатаро. Про себя – он был слишком воспитанным пареньком, чтоб ругаться вслух.
Доклад Кучики-тайчо гласил, что существо, взятое на воспитание седьмым офицером 4-го отряда Ямадой Х., никакой опасности для Общества душ не представляет и не подлежит утилизации с дальнейшей передачей в пользование 12-го отряда в силу неоспоримого права собственности на него офицера Ямады. С гражданским правом генерал Ямамото спорить не мог и не хотел по случаю слабого знания оного, но зато с ним очень хотел поспорить капитан Куроцучи – ему ох как не хотелось терять ценный экземпляр. До еще двоих выживших Эспада – Халлибель и Гриммджоу – дотянуться не было никакой возможности, а эксперименты над обычными Пустыми в последнее время перестали щекотать Маюри нервы. Поэтому он явился лично в сопровождении самого сотайчо, а также Акона и нескольких ниндзя из второго отряда к казарме целителей за «безопасным существом».
Капитан Унохана, ощутив вспышки рейяцу, поторопилась туда же – вмешаться. Но не успела.
– Милый зверек, – снисходительно протянул Куроцучи и дотронулся костистыми пальцами-щупальцами до подбородка Улькиорры.
Тот отстранился, попятился, ежась от омерзения. Что-что, а гибель Октавы ему живописали (Ханатаро со слов Абарая) во всех подробностях.
– Ханатаро, детка, ты же не против, чтобы двенадцатый отряд взялся за исцеление твоего бедного питомца? Ты сам его не вылечишь в домашних условиях. У тебя нет оборудования для препарирования, вскрытия и…
– Слепой Пью, – бросил Улькиорра в пространство.
– Что? – удивленно переспросил Ямамото.
Ханатаро, который тоже прочел «Остров сокровищ», залился смехом.
И тогда Маюри, не стерпев такого поношения, просто рванул Улькиорру к себе.
– Нет! – смех мгновенно прекратился. Ханатаро бросился, раскинув руки, между ними. – Я не отдам вам его! Это же Пушистик! Он… он мой! Он мой друг!
– Деточка, это арранкар класса Эспада. Пустой. Как он может быть твоим другом? Сейчас он притворяется безобидным, а завтра он тебя съест.
– Седьмой офицер Ямада, – просипел со-тайчо, – это приказ.
– Ну пожалуйста! Не съест! Он хороший, – всхлипывал Ханатаро. – Он больше не Пустой!
– Ну все, хватит, – Ашисоги Джизо покинул ножны.
Ханатаро до последнего не верил, что капитан пустит в ход свое оружие против него, беззащитного целителя, не имевшего никаких боевых навыков. Да что там «не верил» – ему и в голову бы это не пришло. И когда лезвие-трезубец ткнулось в предплечье, немедленно потерявшее чувствительность, юный лекарь даже не сразу понял, что произошло.
И когда за спиной раздался металлический скрежет и звяк – тоже не понял.
– Серо оскуро, – произнес бесстрастный голос.
Улькиорра с самого начала говорил довольно неожиданные вещи. Но не обязательно невпопад.
Сверкнуло. По комнате распространился резкий, ни на что не похожий запах, у Ханатаро потемнело в глазах, и он перестал что-либо вообще понимать.
– Вот как? – Ямамото быстро оценил ситуацию. – Обрати все в тлеющий… э-эмм?
Несколько последующих секунд он переводил взгляд с зеленоватой лужицы под капитанским хаори, усиленно пытавшейся просочиться наружу, на свой обломанный клинок, и обратно.
– По-моему, – все так же бесстрастно произнес Улькиорра, – Ханатаро, самое время ознакомить со-тайчо с твоим планом создания оперативной службы воздушной медицинской помощи.
– Ой, – пропищал Ханатаро. – А как же Куроцучи-тайчо?
– Мусор. Просто мусор, – Улькиорра покосился на поверженного противника, оценил консистенцию и поправился: – Просто помои.
– Неслыханно, – прокомментировал генерал.
– Извините, – прошептал Ханатаро, донельзя удрученный происходящим. – Мы с Пушистиком тут… это самое… ну, в общем, хотим создать воздушную службу…
Пока он объяснялся с Ямамото, Улькиорра вышел на улицу. День был в разгаре, мимо пронеслись абсолютно трезвые и чем-то очень занятые Аясегава с Мадараме, вокруг сновали еще какие-то шинигами с эмблемами разных отрядов на форме.
И все они смотрели свысока на четвертый отряд.
И все они нуждались в его помощи. В том числе и с воздуха.
Улькиорра Шиффер был доволен собой, как никогда. Сегодня он успешно выполнил все обязанности питомца: защищать хозяина и охранять его дом. Пора было переходить на новый уровень.
Он вышел из релиза, встряхнулся, отбросил ненужное кимоно и не слишком удивился, увидев на себе черную форму. «Это я, теперь, получается, вайзард, что ли?»
Ханатаро выбежал за ним, на ходу нянча пострадавшую руку.
– Со-тайчо согласился! Пушистик… ой… это ты? Но ты же…
– Я. Приятно почувствовать себя человеком, – отчеканил Улькиорра. – А теперь давай посмотрим твою руку.