Вся система была простой, как мычание. Точнее, лучше уж сказать: как хрюканье, потому что представляла она собой полное свинство.
читать дальшеСпециально отряженные люди из числа разведчиков Дозора собирали на доступных им параллелях мира детей и подростков и под самыми разными предлогами везли их в этот самый Старомест. Там их обращали, разумеется, не потрудившись ни спросить согласия, ни рассказать толком о последствиях, а потом начинали медленно и планомерно "воспитывать" на нужный для староместовцев лад. То-есть, это у них там так называлось - "воспитывать". Или ещё "корректировать". А на самом деле, как понял Теон, Старомест этот самый представлял собой сущий концлагерь. В котором всё было предназначено только для того, чтобы из живой личности сделать какое-то полусумасшедшее ничтожество.
Подъём у этих бедолаг был в шесть утра, день им забивали учёбой до изнурения. За малейшую ошибку, и уж тем более провинность, наказывали карцером или же сутками унизительной и совершенно бессмысленной работы. Всё, что угодно было нельзя: смотреть в окно - нельзя, обращаться к человеку первым - нельзя, повышать голос - нельзя. Даже свои собственные имена употреблять было нельзя, на всё время прохождения "коррекции" воспитанникам присваивались какие-то идиотские псевдонимы, чаще всего - названия драгоценных камней или цветов. Величайшей добродетелью считалось послушание. Тех, кто отупел настолько, что уже умел, не раздумывая ни секунды, бросаться исполнять любое кретинское требование, поощряли и ставили в пример. Проявивших агрессию или попытавшихся сбежать отстреливали на глазах у остальной группы. Впридачу, всем староместским Иным давали какие-то таблетки, делали уколы и иногда надевали на голову резиновую шапочку с электродами. И всё это происходило под несмолкающий аккомпанемент бесконечных занудных наставлений о том, какое им всем, избранникам Староместа, выпало счастье - им же в конце концов позволят жить на юге, среди царства людей. Почти как люди. Они все - просто любимчики судьбы после этого.
Кирран рассказывал обо всех гнусностях совершенно спокойно, очень вежливо и даже с нотками благодарности. Теон, слушая его, задыхался от злости. Томмен, судя по выражению лица, беспомощно не умел до конца поверить, что такой ужас может где-то существовать на самом деле, а не в исторических романах, где действие происходит на берегах Залива Работорговцев.
Потом в Старомест приезжала какая-то комиссия. Проводила тесты, отбирала тех, кого по результатам этих тестов считала годными. А после комиссии выпускников этого концлагеря увозили и распределяли по фирмам. Кирран попал в "Снежную мелодию", откуда его и забрала вскоре после того какая-то леди Элисенда Гилмор, чтобы подарить на свадьбу своей дочери. Он так и сказал - "подарить", явственно не понимая, отчего у обоих слушателей так кривятся лица.
Сам Кирран ничего мерзкого и недопустимого в своих староместовской и последующей жизни искренне не видел. Это Теон, переформулируя киррановы слова для дварха, переводил, что называется, "с родного на отечественный", пытаясь хоть так, пока ещё бессильно выплеснуть свою лютую ярость.
Когда мальчишка из фирмы более-менее завершил свою немудрёную повесть, Грейджой был зол уже настолько, что если бы ему предложили сейчас надеть пояс смертника и идти взрывать на хрен этот паскудный Старомест, он благодарно расцеловал бы предложившего, будь тот хоть самим Проклятым со всеми четырьмя хвостами. Кирран причину этой злости вот, совершенно, вот ни на порошинку не понимал.
- Я тебя, кажется, рассердил, - прошелестел он, обратив внимание, что Грейджой сидит, судорожно вцепившись пальцами в край стола, и от этих пальцев во все стороны разбегаются морозные иголочки, - Прости, но будь, пожалуйста, осторожнее, ты рискуешь испортить мебель.
Этого нооразведчик выдержать уже не смог.
- В пекло мебель! - заорал он, вскакивая и роняя стул, - Тебе в задницу твою треклятую мебель!
Он заметался по кухне, сжимая и разжимая кулаки, пиная стены и пресловутую мебель и невнятно изрыгая самые чёрные проклятия и богохульства. Острогранные ледяные осколочки разлетались от него во все стороны, стёкла в окне покрылись толстым слоем инея, а в над полом начал змеиться прядками ещё жиденький, но вполне ощутимый морозный туман. Что-то стеклянное жалобно дзынькнуло, разбиваясь. Томмен забился в просвет между холодильником и узким шкафом для кастрюль. Киррран отшатнулся к двери, закрыв лицо руками и беспомощно шепча что-то, вроде "Его же срывает, срывает, это п...ц!"
Но Теон Грейджой не замечал производимых им разрушений. Да и не был он уже в полной мере Теоном Грейджоем, нахальным и несгибаемым разведчиком из Аст Ахэ, весёлым и добрым парнем, воспитанным среди аарн, на хороших книжках, светлых фильмах и песнях о чести и справедливости. Ярость поглотила его всего, и он сам стал яростью. В полной мере Белым Ходоком, древним проклятьем и полулегендарным ужасом севера Вестероса. Забавная футболка с зелёным кракеном лопнула, превратившись в клочья, из-под которых проглядывал похожий на мерцающие доспехи покров из голубого льда, на пальцах прорезались тёмные когти, глаза, раньше уютно переливавшиеся нежно-голубым светом, сейчас горели безжалостным звёздным огнём. И послушная метель змейкой закручивалась у ног.
Он не помнил себя сейчас, даже будь у него такое желание, он не вспомнил бы себя сейчас. Что-то властное, живущее внутри, ещё мешало ему сделать шаг к замершей в ужасе в углу тоненькой тёплой фигурке, вытащить её оттуда и разорвать в клочья, но всё остальное, что совсем недавно составляло ещё Теона Грейджоя было сейчас мертво для него. Мертво и бессильно. Только одно теперь имело значение - куда именно нести запредельно холодный гнев, затопивший всё его существо? Смерть, которой стал Теон Грейджой, пока ещё этого не понимала, не чуяла. И только поэтому медлила.
Жмущийся к стене в нише между двумя массивными штуками - белой металлической и розоватой деревянной ничтожный комок тёплой плоти тем временем на что-то решился. сделал шаг из своего укрытия. Робкий, спотыкающийся шаг.
- Теон! - расслышала смерть его срывающийся, перепуганный голос, - Теон, пожалуйста, не надо! Вдруг кто-то заметит, вдруг тебя вээсдэшники арестуют? Теон, пожалуйста! Я боюсь за тебя!
Слепо протягивая вперёд дрожащие руки маленькое тёплое существо сделало ещё один шаг. И коснулось плеча смерти.
- Теон, пожалуйста!
Это было что-то... Такое, через что смерть не могла почему-то переступить. Это было нужное тёплое, То, что на самом деле хотелось защитить, а не растерзать. Смерть вспомнила это и начала снова превращаться в Теона.
Исчезли мерцающие ледяные доспехи, синий свет в глазах постепенно стал ровнее и не таким яростно-ярким, когти втянулись. Маленький снежный вихрь, порождённый невозбранно выплёскивающейся гневной силой, умер, превратившись в несколько пригоршней снега, уже тающего на линолеуме. Взгляд Грейджоя обрёл осмысленность.
- Ч-что... это было? - неверным голосом спросил он, обессиленно бухаясь прямо на пол в талую лужицу.
- Не знаю, - ответил маленький Ланнистер, ничтоже сумняшеся устраиваясь рядом, - Ты... Ты сначала слушал про этот Старомест, разозлился очень, а потом...
- Что потом?
- Начал превращаться в такого Белого Ходока, как в кино показывают, вот.
Нооразведчик почувствовал себя жутко виноватым.
- Я, похоже, впал в неконтролируемый боевой транс, так иногда бывает у Иных, если сильно-сильно разъяриться. Ты меня прости, пожалуйста! Простишь?
На жаргоне Дозорных Кольцевой Стены это называлось "сорвало". Раньше, при мерзких Красных Жрецах, утратившего контроль над собой и собственной силой Иного расстреливали драконьим стеклом. Теперь, при короле Ночи Мелхааре пытаются докричаться до разума. А если не выходит, используют станнер-парализатор. Сорванный не помнит своего человеческого имени и лиц друзей, не осознаёт, на котором он свете и не различает своих и чужих. Сорванный идёт и крушит всё на своём пути, пока сам не упадёт мёртвым, превратившись в россыпь ледяных обломков. Если не остановили, конечно.
Как у Томмена вообще получилось достучаться до помрачённого теоновского сознания, он не понимал и сам.
- Я просто... Испугался... - пытался объяснить маленький лев, - Но не тебя, а за тебя испугался...
- А я, похоже, не смог через это переступить, - Теону мучительно, просто до дрожи в пальцах захотелось обнять Ланнистера, и он позволил себе это. Сгрёб Томмена и притиснул к себе, крепко-крепко. И плевать, что между пацанами в каких угодно мирах, таки телячьи нежности не очень-то приняты.
Львёнок был такой... такой тёплый. Нет, не просто теплом тела, как нормальному человеку природой и положено. Теон ощущал сейчас его душу. Суть.И ласковый свет этой души сейчас щедро вливался в него, Грейджоя, смывая остатки гнева, опоздавший страх возможных последствий срыва и чувство вины. Умиротворяя и успокаивая. "Целитель Душ он, что ли? - мысль мелькнула на самом краешке сознания и пропала.
- Теон, - очень тихо и почему-то почти жалобно сказал Томмен, - Ты ведь больше не это... Не сорвёшься?
- Я постараюсь, - нооразведчик попытался улыбнуться как можно увереннее, - И, к тому же, ты, как оказалось, умеешь меня останавливать. Всё будет в порядке.
Временно забытый Кирран, успел,оказывается, разыскать швабру, тряпку, и сейчас возился, устраняя талые последствия теоновского срыва.
- Надо бы ему помочь, - спохватился львёнок, - А то неудобно же как-то получается.
- Не стоит беспокоиться, - сказал Кирран, выжимая тряпку, - Кстати, между прочим, нам способности Иных "подрезают" в первую очередь для того, чтобы вот таких вот случаев не было,- добавил он едва ли не с ноткой гордости.
Теон ощутил, что опять начинает злиться. Но это уже была нормальная, обычная злость, если можно так выразиться, человеческая.
- А у нас, - выделяя голосом каждое слово, сказал он, - У нас просто стараются Иных не бесить.
- А у вас - это где? - спросил Кирран.
- В Армии Ночи, - нарочито надменно ответил Грейджой, отпустил Томмена и встал, намереваясь поставить чайник по второму разу.
- А можно тогда тебя спросить, - чуть нерешительно поинтересовался Кирран, - Всё-таки на что именно ты так взбесился?
От чего нооразведчик взбесился, и про всё остальное-прочее будет в следующий раз
@темы:
"Последний Дозор".