Прошло несколько дней, считая ту их часть, что ушла на дорогу обратно в замок.
Конечно же, в течении всего пути Элтона хлопали по плечам, засыпали вопросами и наперебой признавались, что до трясучки завидуют такой везучести.
Конечно же, те же самые возгласы и вопросы повторялись и после возвращения. Услышать элтонову историю о том, как он, заблудившись на ночь глядя в Зачарованном лесу, не только сам жив остался, но ещё и упыря окончательно в могилу отправил, хотели, кажется, все до единого обитатели старой мрачной крепости. И всем им Элтон повторял одно и тоже, слегка запинаясь и изо всех сил отмахиваясь от похвал и славы. "Что вы, что вы, мне просто повезло, что-то отвлекло остальных, но что это было, я не знаю"... Молодому лорду отчаянно хотелось верить, что со стороны это выглядит проявлением скромности. А не тем, чем было на самом деле - боязнью сболтнуть лишнее.
читать дальшеЛорд-Командующий и Первый Разведчик тоже хотели услышать его рассказ. Для чего Элтона даже, впервые за весь его невеликий пока что срок службы, пригласили в личные покои вышеозначенного Командующего. Во время этого разговора с юного дозорного не семь, а целых, наверное, тридцать семь потов сбежало - начальство интересовало буквально всё. Каждая крохотная мелочь, все возможные подробности, чуть ли не сколько раз он отливал с момента, когда понял, что потерял отряд и до своего благополучного с оным отрядом воссоединения. И глаза у обоих допросчиков были стальные и недобрые. Холоднее, чем у Иных, даром что не светились.
Раз за разом они заставляли Элтона повторять свою историю, целиком и по кускам, то и дело перебивая самыми разными вопросами. "Видел ли что-нибудь необычное?" "Откуда этот вихт пришёл, с какой стороны?". "Что ты делал, оставшись один, всё время перед тем, как добрался до чардрева?" И так далее, до мутной дурной бесконечности. В конце концов, Элтон озверел настолько, что напрямую спросил Лорда-Командующего, уж не подозревает ли тот его в дезертирстве,и если да, то чем он, Элтон Маллистер. заслужил этакое бесчестье? К тому времени голова у несчастного чёрного брата уже шла кругом, лицо цвело красными пятнами, голос срывался, а в мыслях крутилось только одно: если даже вдруг действительно объявят дезертиром и повесят, то после казни ведь хотя бы отстанут! После этой вспышки бессильного гнева командиры, наконец, оставили его в покое. То ли всё-таки поняв, что парню действительно всего лишь невероятно повезло, и взять с него нечего, то ли испугавшись, что Элтон, чего-доброго, грохнется сейчас в обморок.
В общем, его отпустили. Слезли с живого, как любил выражаться Гарт из Ланниспорта, элтонов обычный напарник по тренировочным поединкам. Первый Разведчик, правда, почему-то обзавёлся неприятной привычкой провожать рядового Маллистера злым колючим взглядом всякий раз, когда злосчастному рядовому приходилось с ним столкнуться. Интерес же прочих братьев к элтоновским приключениям постепенно сошёл на нет. В конце концов, сколько можно трепаться в трапезной об одном и том же, если это, конечно. не бабы? К тому же, из Восточного Дозора-что-у моря докатилась сплетня о том, что какой-то тамошний недоумок спьяну навернулся со Стены, но, вроде бы, остался в живых и даже не калекой. Так или иначе к началу третьей с возвращения седмицы жизнь Элтона Маллистера вошла в обычную колею.
Во всём, если не считать, что встреча с Эссейниром упрямо не хотела не то что забываться совсем, но и просто покидать мысли чёрного брата сколь-нибудь надолго.
Элтон сидел в библиотеке, или в трапезной и думал о Белом Ходоке. Бежал поутру на оружейный двор и думал о Белом Ходоке. Стоял на треклятой Стене в треклятом карауле (Рейдов с его участием в ближайшее время начальством не предполагалось) и всё равно думал о Белом Ходоке. А по ночам Иной ему снился.
Сны, надо сказать, были паршивые.
В них Эссейнир, смеясь своим шелестящим смехом. спускал на Элтона упыря с лицом Лорда-Командующего. Объясняя мысленной речью, что это - в наказание за то, что Элтон мало того, что мужеложец, но ещё и развёл костёр без разрешения. Или сам был Лордом-Командующим, и отправлял Элтона в лес ловить Одичалых и делать из них Белых Ходоков, потому что Ходоков мало и на всех дозорных не хватит. А когда Элтон объяснял, что делать Ходоков не умеет, потому что сам не Ходок, Эссейнир грозился повесить его как дезертира...
Раздумья наяву тоже не радовали. Если дать себе труд раскинуть умом, то кто он тому Эссейниру? Правильно, никто. Так, предмет мимолётного любопытства, интереса к чужой незнакомой жизни. Такой же точно интерес может представлять и любая букашка. Что Иной мог запомнить о человеке? Правильно - его, человека, полную беспомощность в лесу, да ещё то, как он, человек, хватался за снежную мантию и глупости какие-то говорил. Поцелуй этот... От воспоминания о котором Элтону до сих пор становилось жарко и в паху томительно и сладко ломило. Иные, наверно, вообще не целуются, не в обычае у них, а иначе бы красавчик Эссейнир принял бы губы Элтона с большей уверенностью. У самого дозорного опыт в поцелуях и прочих телесных отображениях любви был, конечно, ничтожно мал, но даже этого малого опыта хватало. чтобы понять: у Эссейнира нет даже и такого. Так как же тогда Белый Ходок воспринял жест Элтона? Как какой-то бытующий у людей прощальный обряд, наверняка показавшийся ему нелепым, как кажется обычно нелепым всё чужое? Почему вообще он, Элтон Маллистер, брат Ночного Дозора так быстро и безнадёжно прикипел к этому Иному? Почему, привыкший всегда хранить внешнюю отстранённость, даже суровость, к Белому Ходоку он потянулся, словно новорождённый жеребёнок за мамкиной сиськой? Да Эссейнир, наверно, смеётся над ним! Если вообще о нём ещё вспоминает.
Грациозные лёгкие движения... Холод прикосновений. это так необычно... Сияющие сапфировые глаза... "Я не хочу тобой рисковать"...
Жаркие, сладко-стыдные мысли, упрямо пробивающееся, словно трава сквозь лежалую прошлогоднюю хвою, через ожесточённые размышления о том, что Эссейнир, скорее всего,уже не помнит Элтона, а если и помнит, то презирает. Попытки вообразить: каков Иной без своего мерцающего снежного покрова? И раскраснеется ли хоть немного его кажущаяся фарфоровой кожа, если покрывать её пресловутыми поцелуями везде, по всему телу, в самых чувствительных и нежных местах? Есть ли у него иней на волосах вокруг мужского естества? Стонет ли Эссейнир от блаженства, закрывает ли глаза? Как же мучительно хочется всё это проверить...
От всех этих метаний и мучений Элтон совершенно извёлся. Он и раньше-то к себе как-то никого особо близко не подпускал, держась со всеми с одинаково ровной спокойной доброжелательностью, будучи товарищем всем, но другом - никому. А тут и вовсе превратился в совсем уж записного молчуна, "хуже всяких Старков" по выражению того же Гарта. Это, разумеется, тоже заметили, но с вопросами приставали постольку-поскольку. "Растрясать" собеседника, едва ли не насильно выпытывая, что там кому томит душу, в Ночном Дозоре допускалось разве что между теми, кто действительно был друг другу ближе братьев кровных. Для всех остальных считалось, что каждый имеет право на свои секреты, если они, конечно, не касаются службы. Раньше, до встречи с Эссейниром, Элтон жалел, что у него не нашлось здесь, в замке никого по-настоящему задушевно близкого и завидовал тем, у кого такие близкие были. Теперь жалеть перестал, ведь этим самым близким пришлось бы рассказывать действительно всё. От них общими словами не отделаешься.
Тряпочку, снятую с упыря, Элтон украдкой начисто постирал, бережно сложил вчетверо и убрал в нарочитый кожаный мешочек, а мешочек подвесил к шнурку. который всегда носил на шее, рядом со маленькой семиконечной звездой - прощальным подарком матери. И, наверно, это не понравилось Семерым. Потому что в дополнение к чисто душевным терзаниям у юного лорда завелась ещё и дополнительная "головная боль".
Эту "головную боль" звали, кажется, Растом, или Реттом, происхождение он вёл из Простора, а причина его появления на Стене была самой что не есть обыкновенной, даже скучной - малопочтенная фамилия Флауэрс. Этот Флауэрс тоже был мужеложцем, о чём прекрасно знал весь замок. Но желаниям своим воли не давал, рук не распускал и солёных шуточек себе не позволял, отлично помня, как крепко его побили, когда, будучи ещё зелёным, как летняя трава новобранцем, бастард попытался зажать в тёмном углу оружейной какого-то смазливого молоденького стюарда. Стюарда, на несчастье Флауэрса, в замке все любили за лёгкий нрав и умение неплохо играть на лютне, так что наваляли Флауэрсу за его обиду так, что тот две недели пластом провалялся в мейстерской. С тех пор прошло несколько лет, в течении которых просторец не рисковал не то что кого-то к чему-то там принуждать, но даже и лишний раз проводить красивого парня взглядом. Конечно же, вынужденное воздержание отнюдь не улучшало флауэрсовского характера, и так-то довольно мерзкого. И вот этот вот Рэтт, или Раст однажды обманчиво беззаботно, вразвалочку подошёл к Элтону, когда тот, согласно подошедшей очереди и распоряжению начальства, прибирался в оружейной.
- Ну, и кто она, Маллистер? - противно растягивая слова, спросил он, - У неё достаточно большие сиськи?
- Какие ещё сиськи? - не поняв сначала, чего бастард от него хочет, огрызнулся Элтон.
- Ну, как "какие"? - Флауэрс похабно улыбнулся, показывая выбитый в той давней драке передний зуб, - У баб, оно, понимаешь ли, сиськи бывают, правда, малыш?
- Чего ты хочешь от меня? - Элтон попытался уйти, но гнусный южанин встал в дверном проёме, загораживая выход. Плечи у него были широченные, как у кузнеца.
- Расскажи про неё, малыш!
- Это про кого?
- Про ту, по которой ты весь высох, котёночек. Любопытно же мне, старику.
Тон у бастарда был издевательский. И сам он весь был как ходячее издевательство. Конечно, раз уж дело происходило в оружейной, у Элтона под рукой было сколько угодно клинков. Но ведь просторец тоже вооружён и драться отнюдь не дурак, такого не удастся просто так отогнать. А наказание за явно преднамеренное убийство брата, даже такого никчёмного, как Флауэрс, это всё-таки слишком серьёзно.
Проклятый бастард это понимал.
- Или, может, это не она, это он, - продолжал глумиться мерзавец , - И сисек у него нет, зато есть во-от такой отросток? А, котёночек? Скажи дяде честно, будь таким хорошим...
- Провались ты в седьмое пекло! - рявкнул Элтон. Безжалостная сука-память моментально подсунула ему милое непонимание на точёном лице Иного. "Почему ты всё время думаешь про какие-то пекла?"
- И с чего бы это мне проваливаться, а? - Флауэрс сделал шаг вперёд и Элтон помимо воли отшатнулся, отступая вглубь комнаты. Недопустимый на самом деле промах - таким, как этот Ретт, словно злым собакам. нельзя показывать страх.
- Котёночек меня не люююбит, - прогнусавил бастард, подражая жалобным интонациям маленького ребёнка, или слабоумного. И сделал ещё шаг.
- Нос воротишь, лордёныш? - через мгновение снова заговорил он, и теперь в его голосе уже не было ничего шутовского, жило в нём шипящее холодное бешенство, - Нехорош бастард для тебя, да? Может быть, я воняю? А? Скажи честно, лордёныш - воняю? - Флауэрс явно раззадоривал сам себя, и ему это отлично удавалось, - Думаешь, я слепой? Думаешь, не знаю, не чую, что ты - такой же, как я? Но, неееет ведь, куда уж нам уж до бла-ародного-то сира Маллистера... Он до людей простого звания не снисхо-о-одит...
От него действительно воняло. Старой кожей, лошадьми, кислятиной и смрадом какого-то вовсе уж непотребного - где только такое берут - пойла. Бастард был пьян. Пьян ровно до той степени, чтобы утратить всё человеческое. Не утратив при этом ни боевой выучки, ни свободы движений.
А значит, его всё-таки придётся убить. Не взирая на все последствия.
Элтон до сих пор даже не подозревал, что ублюдок Флауэрс, оказывается, давно догадывался о его природе. И положил на него глаз. Только раньше южанин не позволял себе так надираться, а если и позволял, то Маллистера рядом не было. Теперь же, мерзкий ублюдок ,его, похоже, ещё и приревновал...
Элтон схватил первый попавшийся меч. Не совсем по руке, да и сталь дрянь, конечно, но сойдёт. Пропадать так пропадать, пусть что хотят делают, пусть хоть судят, хоть вешают! Это гораздо лучше, чем, не сопротивляясь, пойти к этому... с этим... Да ещё неотвязно помня о запахе влажной свежести, о серебряных искорках на холодной коже... Пусть вешают!
Снаружи, за тоненькой деревянной стенкой послышались тяжёлые шаги, сопровождаемые поскрипыванием и побрякиванием, будто идущий пытался снять с себя что-то тяжёлое и железное прямо на ходу. И Элтон понял, что Семеро на этот раз решили, что с него, Маллистера, пока хватит. Такая манера - избавляться от перевязей по пути в арсенал была у единственного человека в замке - мастера над оружием. Который, кстати, бастарда не выносил совершенно. Если все остальные просторца просто не любили, потому что любить его не за что, то этот брат испытывал к Флауэрсу истинное отвращение, лютое и непреодолимое.
При виде входящего в оружейную сурового мрачного северянина на полторы головы выше и на пару стоунов тяжелее себя самого, бастард мгновенно сник, будто из него выпустили воздух, и отступил в тень, стараясь, чтобы мастер над оружием его не заметил. В дополнение ко всем прочим своим "достоинствам" позор Простора был ещё и труслив, словно подзаборная шавка.
- Маллистер, что здесь произошло?
- Флауэрс пришёл безобразно пьяным, сир, и попытался затеять со мной ссору, - совершенно честно и с мстительным удовольствием ответил Элтон, - Придрался к моему внешнему виду, а ещё, если я правильно понял его слова, он пытался обвинить меня в нарушении клятвы.
- Серьёзное преступление, - голосом мастера над оружием можно было замораживать воду, - Десять дней ареста, Флауэрс!
Бастард возмущённо дёрнулся, но возражать не посмел.
- А вы, и правда, неважно выглядите, Малллистер, - северянин повернулся уже к Элтону, - У Вас всё в порядке?
- В порядке, - постарался как можно беззаботнее ответить Элтон, - Просто хандрю немножечко, как у всех иногда бывает.
- Ну, так съездите на охоту, Маллистер, - мастер над оружием позволил себе подобие улыбки, - Лучшее средство от хандры, клянусь богами! Вас-то, насколько мне известно, никто не наказывал. Я скажу караульщикам, чтобы выпустили.
- Никак нет! - дозорный мысленно возблагодарил всех известных и неизвестных ему богов а это щедрое разрешение. Сидеть в полной неизвестности в замке было уже совершенно невыносимо.
- Только не уезжайте далеко от Стены. И более не теряйтесь, а то Первому Разведчику может и надоесть за Вас волноваться, - пошутил мастер над оружием и вышел, коротко кивнув. Элтону показалось, что взгляд серо-стальных истинно северных глаз был какой-то слишком понимающий. И чуть-чуть заговорщицкий. Хотя, наверно, всё-таки это просто разыгралось воображение.
Как он сказал: "Не уезжайте далеко от Стены? Элтон не ослышался?
Охотиться за Стеной позволяли себе только самые опытные и прославленные братья, разменявшие не один десяток рейдов, все остальные искали дичь всё-таки южнее, а не севернее замка. И даже одна такая такая вылазка, конечно, не самовольная, а с разрешения кого-то из старших, была чем-то, вроде знака принадлежности к лучшим из лучших. Так что же этим хотел сказать сир Джоррен? Или всё-таки ничего, кроме того, что он произнёс вслух? Или Элтона в чём-то таки подозревают, и кто-то за ним будет следить? Непохоже,по идее, сир Джоррен - истинный рыцарь Севера, бывший гвардеец Винтерфелла, добровольцем ушедший на Стену после скоропостижной смерти до одержимости любимой жены. Он никогда не участвует ни в чём подобном. ему противно. Все братья, хоть сколько-нибудь достойные доброго слова, бесконечно уважают Джоррена за исключительную честность и справедливость, играть в такие игры, да ещё и против мальчишки, которым Элтон по сравнению с винтерфелльцем является, мастер над оружием не станет. Или станет? Если Первый Разведчик заставит?
- Тьфу! - мысленно обругал себя Элтон, - Совсем безумным, что ли становлюсь? Шпионить за мной кому-то надо как же... А от такого разрешения, особенно, из уст самого любимого из здешних командиров, отказываться не стоит. И к тому же...
К тому же, а вдруг, если у ему, Элтону в последнее время везёт настолько, боги пошлют ему всё-таки ещё одно чудо? Вдруг вопреки очевидному, назло всем доводам рассудка Эссейнир всё-таки придёт?
